Кто вы, гроссмейстер Спасский ?

На пресс-конференции после победного матча с Т. Петросяном и завоевания мировой шахматной короны Б. Спасский заявил (в июне 1969 г.), что намерен написать книгу, посвященную анализу допущенных им ошибок на шахматной доске.

Спустя почти год, в феврале 1970-го, в интервью юго­славскому журналисту Д. Белице он уточнил: «Это будет книга о моих ошибках. В ней я расскажу о своих шахмат­ных заблуждениях. Мне самому и другим шахматистам она будет полезна. Если бы я написал книгу о своих победах, она, может быть, была бы тоже интересна, но не так. Шах­матист должен больше, чем кто-либо, учиться на своих огрехах. Самоуспокоение, самодовольство — это для шах­матиста конец».

Похожие заявления делались с завидной регулярностью. Приведем некоторые из них. «Мне 60 лет. Все отыграл. Теперь я пенсионер. Пишу сейчас книгу «Вспоминки» о тех, с кем встречался, играл» (май 1997 г., интервью «Ком­сомольской правде»); «В советский период «под столом» подготовил две книги» (июль 2005 г., интервью Минскому телевидению).

Разочарованные любители шахмат упрекали Бориса Васильевича в лени. Наверное, отчасти они правы. Но не будем чересчур строги к чемпиону. Как-то в порыве откро­венности он сказал: «Шахматист я от Бога, а журналистов таких, как я, пруд пруди... Вообще я творю с большим тру­дом, у меня нет таланта к этому делу».

Однако, как нам представляется, главной причиной отказа Б. Спасского от публикации серьезных материалов о своем творческом пути являлось описанное выше «табу», наложенное им на информацию о своем внутреннем мире, размышлениях и оценках.

Он прекрасно понимал, что ограничиться штампами вроде «я туда, он сюда — и у белых лучше» или «был в пло­хой форме — поэтому проиграл» он не имеет морального права. Поэтому хочешь — не хочешь, а придется раскрыть­ся и правдиво рассказать читателю о находках и потерях, сомнениях и страхах, о вдохновении и трезвом расчете. Согласиться на такую своеобразную исповедь Б. Спасский не решился, хотя многое им все же было написано. О мате­риалах, подготовленных в 60-е и 70-е годы прошлого века, могу сказать как непосредственный свидетель. Любопыт­ны замечания самого Спасского: «Писал в основном для себя», «Черновиков у меня море», «Книгу воспоминаний издадут только после моей кончины, не раньше» и т. п.

Любопытно высказывание В. Корчного, датирующееся 1999 годом: «Говорят, Спасский пишет сейчас книгу — ме­муары, воспоминания... Нет, он ничего не напишет. Зачем нужна неоткровенная книга? Вот если бы он выразил себя, ему бы жилось легче, может быть, новые успехи пришли бы. Но это против его натуры, он такую книгу писать не будет. Он большой интроверт».

Интересно, что отмеченная скрытность характера Б. Спасского сочеталась с общительностью. Он любил компанию и умело развивал и поддерживал контакты с собравшимися. Обычно он стремился быть в центре вни­мания, и часто это ему удавалось. Помогали доброжела­тельный тон, тактичность и чувство юмора. Был он и инте­ресным рассказчиком.

Он больше любил говорить сам, чем слушать других. Поэтому — с охотой участвовал в пресс-конференциях, свободных устных выступлениях, но терпеть не мог засе­даний, разного рода коллективных обсуждений, а также каких-либо поучений.

Однако в обычных житейских ситуациях, и здесь Б. Спас­скому надо отдать должное, он, в отличие от многих «зна­менитостей», внимательно выслушивал обращавшихся к нему людей, причем независимо от того, кто это был — слесарь или генерал.

Итак, вроде бы прояснился образ десятого чемпиона мира как человека общительного, живого, любящего быть в центре внимания, охотно дающего советы, интересно рассуждающего о шахматах и никогда не забывающего о доброй шутке.

Однако картина резко меняется, если речь заходит о том, что ограничено своеобразным мыслительным «же­лезным занавесом». Здесь Борис Васильевич действует круто — либо умело меняет предмет обсуждения, либо использует маску, с помощью которой скрывается истина.

Так, говоря о Ботвиннике-шахматисте, свое мнение он заменил воспоминаниями о неумении Ботвинника плавать и т. п. Себя часто представлял этаким мужичком-бодрячком, называл «чукчей 137». Утверждал, что после 60-ти им движут вино и карты (хотя в действительности они всегда были для него делом десятым). Подобных мистификаций, сродни клоунаде, было немало.

Впрочем, надо признать, что внешне Б. Спасский хоро­шо умел скрывать свои мысли и чувства. Р. Фишер говорил, что по виду Спасского не поймешь, «то ли он сам матует, то ли получает мат».

Б. Спасский рассказывал, что очень сильно волновался во время матча с П. Кересом (Рига, 1965). «Для того, чтобы снять возбуждение, я взбегал на десятый этаж. Хотя внутри все кипело, мне удалось сохранить маску спокойствия».

Указанная способность не раз помогала Б. Спасскому не только в шахматах, но и во многих острых жизненных ситуациях. Например, в период его хлопот о выезде на жительство во Францию (начало 70-х годов прошлого сто­летия) и др.

Бесспорно, что Б. Спасский обладал природным актер­ским даром. Он искусно имитировал манеры и разговоры ряда шахматистов, деятелей культуры и политиков. Осо­бенно удачно он воспроизводил В. Батуринского, Л. По- лугаевского, В. Смыслова, а из политиков — Л. Брежнева. Пародийные выступления Б. Спасского пользовались большим успехом среди шахматистов. Говорили, что Спасский удачно прошел актерские пробы на одной из западных киностудий. Правда, на этом его артистическая карьера и закончилась (по инициативе самого чемпиона).

Правомерен вопрос: как объяснить возникновение не­обычного сочетания — глубоко скрытого от посторонних внутреннего «я» и активной общительности и широты ин­тересов в отношении других людей?

Среди возможных вариантов вероятной мне представ­ляется следующая версия: после эвакуации из блокадного Ленинграда в детский дом в Кировской области маленький Борис столкнулся с большими трудностями — одевали плохо, кормили впроголодь, к тому же постоянно обижали старшие воспитанники. В таких условиях если что-то не скроешь, то отнимут. Поэтому приходилось ловчить. Этот суровый жизненный опыт мог оказать серьезное влияние на развитие характера мальчика. Впрочем, это лишь версия.

У многих шахматистов одним из наиболее строго хра­нимых секретов является их самооценка. Конечно, речь не идет о случаях сознательного преувеличения или пре­уменьшения уровня своих притязаний для дезинформации соперников. Мы говорим об откровенной оценке шахма­тистом своих сил и возможностей сравнительно с другими игроками. Очевидно, что от объективности самооценки во многом зависит исход противоборства за доской.

О подлинной самооценке Б. Спасского на протяжении многолетней шахматной карьеры известно мало, что не­удивительно в связи с его особой скрытностью. Однако об­щую картину можно представить, опираясь на косвенные данные.

По-видимому, в течение длительного периода его амби­ции соответствовали реальности или превышали объектив­ный уровень притязаний лишь в незначительной степени. Такое превышение не было опасным и свидетельствовало о наличии активности и уверенности.

Заметные изменения начались в 1969 году. Став чемпио­ном мира, Б. Спасский оказался в новой для себя соци­ально-психологической обстановке: повысилось внимание прессы и властей, появилось множество новых знакомых, в том числе льстецов и откровенных мошенников, резко возросли представительские обязанности и т. п. Испытание славой — одно из самых трудных жизненных испытаний. Этот строгий экзамен Б. Спасскому не удалось пройти без потерь.

Сначала он стал более категоричным в своих высказы­ваниях. То, о чем раньше советовались, теперь изрекалось как истина. Затем появились рекомендации и поучения в тех вопросах, в которых чемпион, мягко говоря, не был специалистом.

Все это еще можно было бы пережить, но неуклонно снижались объем и интенсивность работы над шахмата­ми. Тогдашний заместитель председателя Спорткомитета СССР В. Ивонин, хорошо знавший шахматистов и тонко чувствовавший ритм шахматной жизни, писал: «Победы и успехи в шахматных сражениях были заслуженными, одна­ко они вскружили Спасскому голову. Он всегда был высо­кого мнения о себе, а завоевав звание чемпиона мира, стал излишне самонадеянным, недооценивал других гроссмей­стеров, в том числе и Фишера. Спасский в 1969—1971 гг. резко сократил шахматную работу и участие в соревнова­ниях, что, естественно, отразилось на практической игре».

Так или иначе, но подготовка к матчу с Р. Фишером была Б. Спасским в значительной степени свернута. Тре­нерам он дал понять, что независимо «от всех подготовок» в конкретной борьбе за доской он, как и раньше, снова переиграет американского чемпиона. Ведь недаром из пяти встреч с претендентом он три партии выиграл при двух ничьих.

Успокаивая себя приятными воспоминаниями о про­шлых победах, Б. Спасский, к сожалению, игнорировал данные о заметном росте мастерства соперника и возмож­ных неожиданностях его подготовки.  Неверная, в данном случае завышенная, самооценка стала одной из основных причин проигрыша Б. Спасским матча Р. Фишеру (Рейкьявик, 1972).

Скажем еще об одном значимом событии, когда судьба снова наказала Б. Спасского за излишнюю самонадеян­ность.

В 1974 году в Ленинграде состоялся его матч с А. Кар­повым, проводившийся как один из этапов состязаний на первенство мира. Перед матчем Б. Спасский провел три недели в горах Северного Кавказа, где активно занимался лыжным спортом. А затем, отвергнув рекомендации спе­циалистов о необходимости 5—7-дневной акклиматизации после высокогорья, вернулся с юга лишь за два дня до начала ответственного соревнования. Матч А. Карпову он проиграл.

Спустя много лет, уже на исходе XX столетия, Спасский слегка приоткрыл былые тайны своей самооценки, сказав, что был сильнейшим шахматистом мира в течение семи лет (с 1964 по 1971 год). Это заявление не вызывает возра­жений, за исключением одного момента. Как известно, в 1966 году Б. Спасский проиграл матч на первенство мира Т. Петросяну. Может быть, он считал победу Т. Петросяна случайной и незаслуженной?

Мы уже говорили о стремлении Б. Спасского делать людям добро. Добро, как правило, ассоциировалось у него с понятием справедливости. И он искренне хотел способ­ствовать установлению добра и справедливости в любимом деле — шахматах. Определенные недостатки в деятельно­сти Советской шахматной организации он видел сам, о других был наслышан.

Став чемпионом мира, Б. Спасский решил, что момент настал и пора действовать. Друзья указывали на спорность, а подчас и наивность его конкретных планов. Но он, подобно Дон Кихоту, идеализировал ситуацию и не при­слушался к советам более основательно подготовить свою акцию.

Б. Спасский горячо взялся за решение общественных проблем. Так, он принял деятельное участие в создании Комиссии гроссмейстеров. Однако это благое начинание вскоре потерпело крах, поскольку деятельность членов Ко­миссии живо напоминала о лебеде, раке и щуке из извест­ной басни Ивана Крылова — каждый тянул в свою сторону, преследуя эгоистические цели.

Какие же причины не позволили Б. Спасскому стать ус­пешным лидером в общественной деятельности? Думается, что некоторые из них обусловлены спецификой шахмат и присущи многим шахматистам.

Так, например, шахматы развивают иллюзорное пред­ставление об относительной легкости воздействия на других людей. Дело в том, что в процессе игры фигуры неукоснительно выполняют отданные им приказы. Так, конь обязательно переместится с сЗ на е4, если такова воля игрока. У шахматистов нередко складывается впечатле­ние, что нечто подобное отличает и принципы управления людьми. Однако в жизни все сложнее — люди «просто так с сЗ на е4 не ходят» — их надо организовать, заинтересовать и убедить, чтобы заставить подчиняться.

А вот вести за собой, сопереживать и убеждать шахма­тисты, пришедшие в политику и общественные структуры, не умели. Среди прочего вспомним неудачи Г. Каспарова в организации профессиональных шахматных ассоциаций и в политике.

Отметим еще индивидуальный характер шахматной деятельности, который нередко стимулирует развитие эгоизма, завышенного уровня притязаний и своеобразно­го психологического одиночества. Поэтому коллегиаль­ность — редкое явление среди шахматистов. Индивидуа­лизм порой становится непреодолимым препятствием на пути достижения единства. Б. Спасский, находясь в роли лидера, не раз мог в этом убедиться.

Лидерству Б. Спасского в общественных делах мешали и некоторые особенности его отношения к людям. Отме­тим излишнюю доверчивость, позволявшую разным хитро­умным деятелям использовать его в своих интересах.

Таковой, к примеру, была деятельность соучредителя шахматной школы «Свешников — Спасский». В кон­це концов Б. Спасский разобрался, что к чему, заметив: «Свешникова я оттуда со временем выкурил — не сошлись с ним в убеждениях». Похожих коллизий было немало, и каждая из них отнимала нервы и творческие силы.

Борис Васильевич не должен расстраиваться из-за того, что не стал видным общественным деятелем. В последние годы он принес нашему обществу большую пользу, заняв­шись пропагандой шахмат в Российской провинции.

Б. Спасский проехал всю Россию — от Балтики до Ти­хого океана, выступая с лекциями и сеансами одновремен­ной игры и проводя занятия с детьми. В программу вошло и посещение бывших советских республик — в частности, Белоруссии и Армении.

Особое внимание уделялось детским шахматам. На пресс-конференции в Минске (июнь, 2005) Б. Спасский сказал: «Занимаюсь развитием детских шахмат. В свое вре­мя, когда я жил в Союзе, мне безвозмездно помогали хоро­шие тренеры. Сейчас возвращаю должок. Увы, приходится признать, что в России грустная картина с развитием шах­мат. Но не может не радовать, что родители с удовольстви­ем сажают детей за доску, желая таким образом оторвать их... от телевизора, наркотиков, улицы. Я постоянно езжу по детским турнирам».

Наверное, в занятиях с детьми и поездках по городам и весям любимой России Б. Спасский нашел то душевное удовлетворение, о котором мечтал давно.

Непросто говорить о политических взглядах десятого чемпиона мира. За более чем полвека «взрослой» жизни он в своих выступлениях и публичных лекциях, в много­численных интервью и неформальных беседах высказал огромное количество политических суждений и оценок самого разного толка, но все же можно выделить две глав­ные темы: 1) антикоммунизм и критика советской власти и 2) поддержка и пропаганда идей русского национализма.

Свое негативное отношение к власти Б. Спасский про­явил еще в студенческие годы, когда в сатирическом плане изображал В.И. Ленина, Ф.Э. Дзержинского, Н.С. Хруще­ва и др.

В дальнейшем его острым словом были отмечены са­мые разнообразные стороны жизни в СССР: организация колхозов, преследование казаков, строительство электро­станций, монополия внешней торговли, битва за Берлин, проблема «власовцев» и «лесных братьев» в Прибалтике, разрушение большевиками природы, цензура порнографии и т. п. и т. д.

Странными выглядели многие его заявления. Напри­мер, о бездушном отношении власти к нуждам молодежи. Однако без внимания этой власти вряд ли раскрылся бы талант самого Спасского. В 10-летнем возрасте он был замечен, ему дали государственную стипендию, превышав­шую средний заработок инженера. Для мальчика и семьи, влачившей нищенское существование, это было спасение.

И в дальнейшем он много получал от властей: награды, квартиры и другие льготы. Все это он без возражений при­нимал.

В политике Б. Спасский оставался одиночкой — ни в какие диссидентские группы не вступал и сторонников не вербовал. В отличие от шахматистов Л. Пахмана и Г. Каспа- рова, сочетавших слова критики с антиправительственны­ми действиями, Б. Спасский ограничивался разговорами.

Возможно, поэтому власти посчитали фрондерство Спасского неопасным и решили потерпеть, надеясь, что чемпион в конце концов остепенится.

В конце 70-х годов, после переезда во Францию, Спас­ский стал чаще говорить о судьбах России и русского наро­да. Возможно, это объяснялось тем, что его жена происхо­дила из старой дворянской семьи выходцев из России.

Он с почтением отзывался о П. Врангеле, А. Деникине, А. Колчаке и, особенно, о деятельности П. Столыпина. Касаясь современной истории, он заявлял, что категори­чески не приемлет Ельцина и Горбачева, которые, по его мнению, не перестроили, а разорили Россию.

Приведем характерные для последнего периода выска­зывания Б. Спасского: «Я очень горжусь, что мне удалось стать чемпионом мира и для своего русского народа завое­вать этот титул», «По своим убеждениям я русский нацио­налист. Фашистом и антисемитом себя не считаю».

Продолжая критиковать российские порядки, он не милует и зарубежье. Крепко достается от него как запад­ноевропейским демократиям, так и американским «коло­низаторам».

Каковы же истоки столь дерзких заявлений из уст чело­века, выросшего в СССР и получившего здесь всенародные известность и славу?

За годы совместной работы с Борисом Спасским у меня сложилось мнение о нем, как о «прирожденном оп­позиционере». Это определение выражало, может быть в чересчур категоричной форме, отношение Спасского к предлагаемым оценкам шахматных позиций, способам тренировки, а также к разнообразным другим «вторжени­ям» извне.

Его первой реакцией было «нет» в ответ на подавляю­щее большинство предложений и оценок. Правда, потом, подумав, Борис Васильевич мог изменить свое отношение. Так бывало. Но если отклоненный поначалу сигнал повто­рялся и начинал надоедать, то Спасский гневался и уже надолго (если не навсегда) отвергал такое предложение.

По-видимому, подобная реакция, в виде антикомму­нистической риторики, возникла в ответ на неуклонную советскую пропаганду. Позднее Б. Спасский продемонст­рировал и негативное отношение к агрессивному настрою средств массовой информации США и ряда стран Запад­ной Европы.

Свои политические выпады, необычные и смелые в советские времена, Б. Спасский часто использовал для привлечения к себе внимания. Он любил находиться в цен­тре компании — и своими политическими «кульбитами» нередко достигал цели.

Кроме того, этим способом он проводил проверку лю­дей. Шокируя собеседника, как правило, типичного совет­ского человека, боявшегося всех и вся, он стремился по его реакции понять: сохранит ли тот разговор в тайне, донесет или ограничится беседой с друзьями.

В известной английской пословице говорится, что у каждого «свой скелет в шкафу». Действительно, почти в каждой семье есть тайны, о которых никто посторонний не должен знать. Может быть, описанные выше политические суждения возникли как следствие событий, о которых не дано знать. Может быть.

Как-то Спасского спросили: «Не могли бы вы расска­зать о своей личной жизни?» Он ответил: «К сожалению, не могу. Это моя частная жизнь. Это я хочу оставить для себя». Не будем и мы чересчур любопытны.

Какое же место уготовано Б. Спасскому в истории шах­мат? Полагаем, что на его долю выпала важнейшая роль в развитии современных шахмат — он первенствовал тогда, когда произошел эпохальный переход от старых, класси­ческих шахмат к шахматам, которые назовем коммерче­скими. Его партнером в этом процессе был Роберт Фишер, а кульминацией преобразований стал матч на первенство мира между ними в Рейкьявике, в 1972 году.

Остановимся подробнее на главных событиях периода перемен. Во-первых, состязание между Спасским и Фи­шером было первым матчем на первенство мира, имевшим заметное политическое значение и ставшим памятным эпизодом «холодной» войны между СССР и США.

Во-вторых, в тот период в шахматы впервые пришли большие деньги. Напомним, что призовой фонд матча в Рейкьявике составлял 250 000 долларов — очень крупную сумму по тем временам.

В-третьих, при Спасском соревнования на первенство мира стали приобретать острые черты жесткого, почти скандального противоборства. Если в поединке 1969 года между Т. Петросяном и Б. Спасским участники и органи­заторы вели себя по-джентльменски, то в Рейкьявике все приличия были забыты. Инициатором скандалов были Р. Фишер и его сторонники, но Б. Спасский мог пресечь все эти выходки, на законных основаниях отказавшись иг­рать матч. Однако он этого не сделал.

К сожалению, дальнейшая история соревнований на первенство мира оказалась насыщенной примерами не­достойного поведения ряда участников и их помощников. Укажем на матчи Карпов — Корчной (Филиппины, 1978), Крамник — Топалов (Элиста, 2006) и др.

И, наконец, в-четвертых, Б. Спасский и Р. Фишер были последними чемпионами, имевшими сравнительно небольшое число помощников (например, в Рейкьявике — 3 у Спасского и 2 у Фишера).

В дальнейшем число лиц, непосредственно связанных с обслуживанием участников, круто возросло. Наряду с шахматными аналитиками в состав команды входили пресс-атташе, врач, физрук-массажист, повар, психолог, телохранитель, другие сотрудники, иногда адвокаты и ра­ботники безопасности, а также жены и прочие родственни­ки. Образно говоря, на смену прошлым индивидуальным хозяйствам пришли мощные колхозы, постоянно увеличи­вающиеся по закону Паркинсона.

Создание столь многочисленных команд, на наш взгляд, не было необходимым. Ряд членов этих новообразований откровенно бездельничали и занимались внутренними ин­тригами.

Однако в деле воздействия на общественное мнение и привлечения симпатий к своему игроку эти команды, при хорошей организации и умелом руководстве, могли при­нести значительную пользу.

Так, во время матчей между А. Карповым и Г. Каспаровым (80-е годы прошлого столетия) группа поддержки по­следнего вела успешную борьбу за общественное мнение.

Завершая наше краткое описание жизни и творчества десятого чемпиона мира, хотелось бы подчеркнуть, что в своей работе мы стремились избежать тенденциозности, умолчаний, ненужного славословия или повышенного внимания к несущественным мелочам.

©Крогиус