Отношения шахматистов вне игры

Воздействие на противника не ограничивается време­нем игры. Неуверенность и тревогу или, наоборот, легко­мыслие и беспечность стремятся вызвать у него и в другие периоды. Чаще это практикуется накануне какого-либо конкретного соревнования или партии.

Перед матчем 1894 года со Стейницем Эм. Ласкер по­стоянно заявлял о своей неминуемой победе.

Много лет спустя, перед претендентским матчем с Б. Спас­ским (1968) с подобным самоуверенным заявлением высту­пил Б. Ларсен. Похвальба датчанина успеха не имела.

Заметно больший эффект вызывает обнародование не­гативной информации (как правдивой, так и ложной) о противнике.

В сентябре 1985 года начался второй матч между Кар­повым и  Каспаровым. После 10-й партии счет был 5,5: 4,5 в пользу  Карпова, а в 11-й победил Каспаров .

Грубый просмотр, допущенный А. Карповым, по-види­мому, объясняется тем состоянием, которое вызвала у него публикация в немецком журнале «Шпигель». В статье под названием «Толин миллион» рассказывалось о контракте, заключенном А. Карповым с одной компьютерной фир­мой. Договор совсем не вписывался в тогда существовав­шие порядки.

Трудно сказать, кто стоял за этой публикацией, но нужно отметить силу и точность нанесенного удара. И мо­мент был выбран соответствующий — в Москве о статье в «Шпигеле» узнали накануне 11-й партии.

Карпов сказал в интервью тому же «Шпигелю»: «Без сообщения в «Шпигеле» Каспаров в 1985 году меня бы не победил и не стал чемпионом мира. В этом смысле я не знаю, кто победил меня: Каспаров или «Шпигель».

А агентство Рейтер в свое время сообщило, что появле­ние указанной публикации нанесло А. Карпову тяжелую психологическую травму и, по словам В. Батуринского, «отняло у Карпова пять лет жизни».

Надо сказать, что А. Карпову «везло» на получение уда­ров из-за угла. В начале 80-х годов В. Корчной обвинил его в употреблении допинга. Затем эту идею подхватил Г. Каспаров.

В письме А. Карпова в Ассоциацию гроссмейстеров от 8 августа 1989 года говорилось, что австрийские газеты писали по поводу выступления Г. Каспарова на пресс- конференции в Граце следующее: «Советский шахматист, чемпион мира Гарри Каспаров дал понять, что его соотече­ственник Анатолий Карпов какое-то время назад пользо­вался допингом для улучшения своей игры перед важными партиями в борьбе за мировую шахматную корону.

Чемпион мира по шахматам убежден, что проблема допинга в этом виде спорта существует: «Я никогда не при­бегал к стимулирующим веществам, поэтому не являюсь специалистом в этой области. Вам лучше спросить об этом у Карпова. У него богатый опыт», — пояснил Каспаров журналистам с улыбкой на лице».

Ассоциация гроссмейстеров, увы, никак не реагировала на жалобу А. Карпова.

Следует заметить, что эти нападки на А. Карпова совер­шенно бездоказательны.

Нередко на «свет божий» появляются результаты за­кулисной деятельности некоторых шахматистов. Обычно тайные переговоры ведутся с целью создать группу, кото­рая уже коллективно воздействует на кого-то. В разделе «Сообщники и компаньоны» говорится о тройственном союзе П. Кереса, Т. Петросяна и Е. Геллера на турнире пре­тендентов 1962 года в Кюрасао. Они договорились сыграть вничью все партии между собой.

Но известны и более жестокие примеры. Так, перед Всемирной шахматной олимпиадой 1952 года в Хельсинки В. Смыслов, А. Котов, Д. Бронштейн, Е. Геллер и П. Керес дружно выступили против участия чемпиона мира М. Бот­винника (!) в этих соревнованиях. Лишь И. Болеславский возражал, но его слушать не стали.

В 1968 году экс-чемпион мира М. Таль буквально на­кануне вылета команды СССР на Олимпиаду в Лугано был «снят с пробега». С согласия членов команды (кроме В. Корчного) и «благословения» Спорткомитета он был заменен В. Смысловым. Причем обставлено было хитро: В. Смыслов отправился в Швейцарию заранее — как бы на Конгресс ФИДЕ. А когда поставили вопрос об отзыве М. Таля, то наготове был ответ: там уже В. Смыслов — он заменит.

Среди других приемов закулисной дипломатии, пожа­луй, наиболее распространено оказание «помощи» шах­матисту, играющему против нашего конкурента. Тут и финансовое стимулирование, но чаще всего передача соот­ветствующей шахматной информации.

В 17-м первенстве СССР (Москва, 1949) блестяще играл новичок из Одессы Е. Геллер. Перед заключительным, 19-м туром он лидировал, набрав 12,5 очка. На пол-очка отста­вали Д. Бронштейн и В. Смыслов.

В последнем туре Е. Геллер белыми играл с Р. Холмовым. Тот, не отличавшийся дебютной эрудицией, применил на этот раз малоизвестный вариант в испанской партии. Причем на продолжение, однажды примененное Е. Гел­лером ранее, Р. Холмов подготовил новое и эффективное возражение. Е. Геллер растерялся и, в конце концов, потер­пел поражение. Д. Бронштейн и В. Смыслов свои партии выиграли.

Много лет спустя Р. Холмов рассказал, что к партии его подготовил Д. Бронштейн. До того они мало обща­лись, и вдруг в гостиничном номере Р. Холмова появился Д. Бронштейн. Он предложил избрать систему Берда и показал, во-первых, как здесь играл Е. Геллер, а во-вторых, новую идею игры за черных.  Видимо, в проигрыше белых важную (если не решающую) роль сыграл эффект удачного выбора черными дебютного варианта. Так что судьбу Е. Геллера в этом чемпионате фак­тически решил Д. Бронштейн.

Известно, что тяжело переживаются ситуации не­определенности и ожидания. В шахматах таких ситуаций множество. Но, пожалуй, психологически особенно трудно ждать в условиях неопределенности.

Поэтому как негуманные и жестокие следует обозначить те эксперименты, которые проводит ФИДЕ над ведущими шахматистами в последнее время (с 1994 года). Система­тически меняются условия проведения и сроки соревнова­ний. Порой возникает впечатление, что какие-то действия проводятся в угоду кому-то, а не общему делу. В качестве идеалов выдвигаются мифы (например, перевод шахмат на скоростной график игры и т. п.).

Но, справедливости ради, надо отметить, что ожидание в условиях неопределенности умели создавать на протяже­нии всей современной истории шахмат. В использовании этого метода давления особенно преуспели чемпионы.

Как мы уже упоминали, в 1858 году гениальный аме­риканский шахматист Пол Морфи приехал в Англию. Он послал Г. Стаунтону (наиболее авторитетному шахматисту Европы наряду с А. Андерсеном) вызов на матч. Г. Стаунтон вызов принял, но под разными предлогами оттягивал начало состязания. В конце концов стало ясным, что за доску Г. Стаунтон не сядет.

Эта неопределенность ожидания нанесла П. Морфи серьезную душевную травму. Вероятно, эта история спо­собствовала развитию у П. Морфи в середине 60-х годов XIX века тяжелого психического заболевания.

В 1894 году Эм. Л аскер стал обладателем титула чемпио­на мира, победив в матче В. Стейница. В 1895 году к нему обратился М. Чигорин с предложением провести матч на первенство мира. Эм. Ласкер долго не отвечал, а затем за­явил об отказе в связи с ранее принятыми обязательствами.

Видимо, он имел в виду матч-реванш с В. Стейницем. Но и В. Стейницу он сообщил о занятости и тем самым от­ложил это состязание на более поздний срок. Матч-реванш состоялся двумя годами позднее (Москва, 1896/97), когда В. Стейниц заметно снизил класс игры. Эм. Ласкер одер­жал легкую победу со счетом 12,5:4,5.

Говоря об Эм. Ласкере, М. Ботвинник отметил: «Он знал, когда следует уклониться от матча (партнер в хоро­шей спортивной форме), а когда наоборот, — надо стре­миться к борьбе!»

В 1901 году Эм. Ласкер проигнорировал вызов Г. Пильсбери.

Тактики затягивания и уклонения Эм. Ласкер придер­живался в переговорах о проведении матчей с 3. Тарра- шем, А. Рубинштейном и Х.Р. Капабланкой. В результате состязание с А. Рубинштейном вообще не состоялось, а с 3. Таррашем Эм. Ласкер играл тогда, когда достижения претендента заметно снизились. Вместе с тем чемпион мира охотно проводил матчи с Д. Яновским и Ф. Маршал­лом — сильными гроссмейстерами, но все же соперниками второго плана.

Переговоры с Х.Р. Капабланкой, казалось, зашли в ту­пик. Но общественное мнение настойчиво выступало за быстрейшее проведение матча. К тому же «помогла» ин­фляция в Германии, при которой Эм. Ласкер потерял свои сбережения. В итоге матч состоялся в 1921 году и звание чемпиона мира перешло к Х.Р. Капабланке.

Спустя шесть лет, победив Х.Р. Капабланку и став чет­вертым чемпионом мира, А. Алехин в дальнейшем искусно блокировал попытки опасного соперника организовать матч-реванш.

В период между 1948 и 1990 годами, когда соревнования на первенство мира регулировались ФИДЕ, беспорядка стало меньше. Но все же...

Вспомним переговоры о матче Спасский — Фишер в 1972 году. Р. Фишер неоднократно менял свои предложе­ния о месте проведения состязания, постоянно выдвигал новые финансовые требования и другие запросы. Наконец, уже в Рейкьявике, куда прибыл чемпион мира, было неиз­вестно — приедет ли Р. Фишер или матч будет сорван?

Эти действия Р. Фишера в течение длительного периода держали Б. Спасского в состоянии неопределенности и повышенной напряженности. Эти обстоятельства оказали негативное влияние на подготовку Б. Спасского и его игру в матче. Думается, что психологический прессинг со сторо­ны Р. Фишера явился одной из главных причин поражения Б. Спасского.

После 1990 года система розыгрыша звания чемпиона мира была разрушена: появились первенства «по версиям», нокаут-чемпионаты и т. п.

В этом смешении все же выделяется поединок Г. Каспа- рова и В. Крамника (Лондон, 2000). Победил В. Крамник и стал в глазах многих 14-м чемпионом мира. Г. Каспаров, мечтая о восстановлении своего реноме, пытался добиться проведения матч-реванша. Но тщетно. В. Крамник пола­гал, что необходимо вернуться к определенной системе ро­зыгрыша, а не эпизодическим соревнованиям по прихоти спонсоров. Это справедливо. Правда, с принятием такой системы не спешили.

И лишь на рубеже XXI века усилиями нового президен­та ФИДЕ К. Илюмжинова вроде установилась определен­ная система розыгрыша первенства мира.

На страницах данной монографии мы регулярно рас­сказывали о конфликтных отношениях между шахмати­стами, возникновении «образа врага», всплесках взаимной антипатии и т. п.

Но напрашивается вопрос: имеют ли место дружеские связи в мире шахмат? Если да, то можно ли обозначить специфические особенности шахматной дружбы?

Если понимать под дружбой совпадение основных жиз­ненных позиций, способность к сопереживанию, взаим­ным уступкам и помощи другу (даже ценой собственных потерь), то таких примеров шахматной среде немного. На­зову следующие пары: В. Купрейчик и Ю. Балашов, С. Белавенец и М. Юдович. Это шахматисты примерно равного класса игры и, во многом, соперники в соревнованиях.

Но среди соперников, повторяем, серьезные дружеские отношения составляют исключение (особенно на высшем уровне). Так, например, у ведущих советских шахматистов 50—70-х годов: Ботвинника, Кереса, Смыслова, Петросяна, Бронштейна, Таля, Геллера, Тайманова, Котова — друзей среди названных имен не было.

Были корректные, приятельские отношения между не­которыми, но не более того. М. Ботвинник не раз подчер­кивал, что о дружбе здесь и речи идти не может — наобо­рот, превалируют чувства противоборства и конкуренции.

Гораздо чаще можно говорить о дружбе между шахма­тистами, занимающими неодинаковое положение в шах­матной иерархии и фактически соперниками не являющи­мися. Нередко такие пары объединяет общее конкретное дело — когда шахматисты выступают в качестве тренера и подопечного, соавторов в литературной работе и т. д.

Укажем на М. Ботвинника и Г. Гольдберга, И. Бондарев- ского и Б. Спасского, Е. Геллера и Э. Гуфельда, М. Бейлина и Ю. Авербаха, А. Котова и В. Симагина, А. Карпова и С. Фурмана и др.

Однако в целом подходить с понятием дружба к членам шахматного сообщества следует с большой осторожностью. Г. Каспаров справедливо жаловался на отсутствие у шахма­тистов корпоративного чувства в отличие, к примеру, от фут­болистов или хоккеистов. Говоря о дружбе, юная украинская шахматистка Екатерина Лагно заметила: «Шахматисты мало расположены к такого рода отношениям между собой».

Указанная осторожность объясняется следующим: во-первых, шахматисты действуют в обстановке постоян­ной индивидуальной борьбы (а не командной, как у фут­болистов). В партнерах они видят неприятелей, хитрости которых необходимо разгадать. Чего-то хорошего, доброго от соперников они не ждут. Все должно быть подчинено цели — бороться и победить.

Любопытно, что даже программу совершенствования в шахматах иногда основывают на негативном отношении к какому-либо шахматисту.

Дружеским отношениям противостоит также и индивидуализм, развитие которого стимулируется индивидуальным характером игры. В процессе игры шах­матист сам является «кузнецом собственного счастья».

Добиваясь успеха, шахматист нередко преувеличивает значимость достижений и роль собственного «я». К другим он начинает относиться свысока, что, конечно, становится преградой в установлении дружеских отношений. О шах­матисте К. говорили, что у него не было и нет друзей, да и быть не могло, поскольку всех он рассматривал с позицией своего недосягаемого превосходства.

Кроме участников соревнований, тренеров, судей и организаторов в круг профессионального общения шах­матиста входят болельщики. Некоторые из них искренне симпатизируют своему герою и готовы всячески помогать ему и демонстрировать свою преданность. Другие подобно светлячкам слетаются на свет славы, стремясь показать свое причастие к ней.

Иногда особенно настойчивым «фанатам», используя лесть и услужливость, удается пробиться в близкое окруже­ние того или иного шахматиста.

Многим нравится постоянное восхваление и подда­кивание. В такой обстановке объекты лести свыкаются с мыслями о собственной мудрости и величии и становятся весьма восприимчивыми к советам и просьбам «доброже­лателей».

Примеров сказанному легко привести множество.

Ранее мы говорили о сильном влиянии шахматной деятельности на развитие индивидуализма. Оказалось, что лесть окружающих и индивидуализм субъекта отнюдь не исключают друг друга, а могут прекрасно сосуществовать, усиливая эгоцентрические свойства личности. Так, во вся­ком случае, свидетельствуют результаты наших наблюде­ний за рядом видных мастеров шахмат.

Конечно, приведенные материалы не исчерпывают тему взаимоотношений игрока с другими людьми в профессио­нальной сфере. Мы рассмотрели основные направления, преимущественно негативного проявления, этих взаимо­отношений.