Погоня за славой в шахматах

Специфика шахмат, выраженная в единоборстве, поединке одиночек, стимулирует развитие эгоцентризма, веры в собственную исключительность.

Эти моменты сконцентрированы в самооценке, которая и определяет стиль деятельности и поведения шахматиста. Не случайно, что многие шахматисты отличаются хвастов­ством. Оказавшись в компании, они, как правило, пыта­ются свести разговор к рассказу о собственных достижениях. Причем к действительным фактам нередко прибавляют вымышленные. Об ошибках и неудачах предпочитают не вспоминать.

Эта особенность общения часто сочетается с также очень распространенным среди шахматистов свойством — нежеланием и неумением слушать других. Говорить предпо­читают сами.

В «высшем» шахматном обществе практически невоз­можен полноправный диалог. Попробуйте, к примеру, по­беседовать с Е. Свешниковым — ничего не получится, при­дется ограничиться прослушиванием длинных монологов.

Сие, впрочем, неудивительно — шахматному асу, как правило, совершенно безразличны соображения собесед­ника. Ему интересны лишь собственные мысли и пережи­вания.

Но в то же время такой шахматист стремится быть в центре внимания. Если он говорит, то желает, чтобы было больше слушателей, если что-то показывает на доске, то любит скопление молчаливых зрителей. Ему очень прият­ны восхищенные взгляды болельщиков.

В общем, быть на переднем плане — один из основных принципов жизни. М. Тайманов своим «умением фотогра­фироваться» известен, наверное, не в меньшей мере, чем победами в сицилианской защите.

На коллективных фотографиях он всегда впереди. На­пример, на снимке, снятом в Посольстве США в Москве в 1955 году вместе с руководителями страны, оказались и шахматисты — участники матча СССР — США.

Рядом с Н. Хрущевым стоит лидер американских шах­матистов С. Решевский. Там же наших представляет не М. Ботвинник, П. Керес или В. Смыслов, а улыбающийся М. Тайманов.

Для шахматной литературы и теоретических исследова­ний типично, что многие авторы не замечают сделанного другими, обходят ранее высказанные оценки и рекоменда­ции. Отсюда недалеко до плагиата.

В этой связи укажем на заимствование выдающихся ме­тодических работ В. Голенищева неким А. Гуревичем, пла­гиаты Э. Гуфельда у Н. Крогиуса и А. Матановича и многие другие подобные случаи.

Еще больший произвол царит в дебютной теории и в шахматной композиции. Доказано множество случаев за­имствования дебютных идей и вариантов, а также припи­сывания авторства задач и этюдов.

Гроссмейстер Е. Свешников выступает за введение авторского права на партии в турнирах и матчах. Вряд ли осуществимо это предложение.

Но право на авторство литературных шахматных публи­каций и шахматных композиций осуществить не трудно. Было бы желание у ФИДЕ и национальных федераций.

Порой неоправданное стремление прославить себя при­нимает гротескные формы. Так, шашист Г. выдавал себя за гроссмейстера И. Болеславского, а кандидат в мастера Л., выступая на периферии, рассказывал в лекциях о своих успехах в чемпионатах Ленинграда (в действительности он ни разу не играл даже в полуфиналах). Он при этом демон­стрировал партии, якобы сыгранные им в этих турнирах (как выяснилось потом, это были партии Г. Лисицына).

Неисповедимы взлеты самовосхваления и бахвальства. Невольно вспоминаются гастроли О. Бендера в Васюках.
©Крогиус