Игорь Бондаревский

Игорь Захарович Бондаревский (1913—1979) оставил заметный след в истории отечественных шахмат. Он был наставником сборных команд Советского Союза, РСФСР, Ленинграда, ДСО «Локомотив», персональным тренером Пауля Кереса, Василия Смыслова, Ефима Геллера, Вален­тины Козловской. Но, бесспорно, главное его достиже­ние — многолетняя работа с  чемпионом мира Бори­сом Спасским.

Во время совместной работы по под­готовке Бориса Спасского, Игорь Захарович рассказал, что всегда старался завершить изложение основного материала показом этюда, красивой комбинации, а иногда какого- либо интересного эпизода из шахматной жизни. По его мнению, подобные «изюминки» способствуют лучшему усвоению основного материала, снимают утомление и под­держивают «огонь в очаге», т. е. интеллектуальную актив­ность шахматиста. Отмечу, что «изюминки» сопровождали большинство тренировочных занятий Спасского перед матчем на мировое первенство с Тиграном Петросяном в 1969 году.

Думаю, тренерское кредо Бондаревского можно выра­зить словом «мудрость». Он был амбициозным человеком, но понимал, что умение хорошо играть в шахматы отнюдь не гарантирует способности хорошо тренировать других. Поэтому он был внимателен к чужому опыту и с интересом обсуждал научные рекомендации. Бондаревский обладал редким умением слушать. Я не раз поражался его терпению в беседах с самыми разными людьми (вплоть до фанатиков телепатии). Бондаревский с благодарностью вспоминал о советах Селезнева и Макагонова по работе шахматной школы в Ростове-на-Дону в конце 30-х годов. Позднее он обсуждал методические вопросы с Котовым, Батуевым и Лисициным. В 60-е годы Бондаревский особенно тесно со­трудничал с мастером из Архангельска, видным тренером Голенищевым. Умение слушать помогало также устанавли­вать доверительные отношения с подопечными.

Игоря Захаровича отличало чувство меры. Он руко­водствовался понятием достаточного и отвергал неуем­ное стремление иметь «все и вся». Презирал алчность и крохоборство. К сильным сторонам тренерского стиля Бондаревского следует отнести четкость и логичность его мышления. Среди его интересов видное место занимала математическая логика.

Вспоминаю рассказ Бондаревского о дебютных изыс­каниях мастера Александра Никитина, который собрал обширный материал по шевенингенскому варианту си- цилианской защиты, но играть эту систему остерегался. На вопрос, почему не применяется шевенинген, мастер ответил: «Я еще не все партии собрал». Это шокировало Бондаревского. Погоня за абсолютной истиной — химера, и практическую проверку варианта необходимо начинать параллельно с углублением знаний.

Мне довелось близко познакомиться с Бондаревским в период совместной работы по подготовке Бориса Спасско­го к предстоящему матчу за мировое первенство с Тигра- ном Петросяном. Игорь Захарович обсудил со мной наме­ченный им план работы. Этот план включал в себя анализ партий обоих соперников за последние годы, разработку дебютного репертуара, специальные занятия по тактике, а также некоторые рекомендации, учитывающие индивиду­альность Спасского.

Среди моих предложений были: 1) проведение специ­ального анализа партий, проигранных Петросяном и Спас­ским; 2) изучение хронометража партий обоих соперников: например, случаев обдумывания хода свыше 30 минут, от 20 до 30, от 15 до 20 от 10 до 15, от 2 до 5, а также мгновен­ных ответов — предполагалось, что данные хронометража позволят судить о субъективном отношении к определен­ным ситуациям на доске; 3) сопоставление эффективности игры соперников в ряде типичных позиций миттельшпиля: например, провести сравнение качества игры Петросяна против висячих пешек с игрой Спасского, обладающего такими пешками, или Петросяна — против изолированной пешки, а Спасского с «изолятором» (и наоборот). Бонда­ревский согласился с этими предложениями.

Говоря об индивидуальном подходе к подопечному, Игорь Захарович привел следующий пример. Спасский часто неуверенно стартовал, ему, подобно локомотиву, требовалось время для разгона. Заметив эту тенденцию, Бондаревский решил исправить дело, искусственно про­длив период врабатываемости. Для этого он дал Спасскому в канун его матча с Михаилом Талем (Тбилиси, 1965) серь­езную игровую нагрузку. Был организован сеанс вслепую против десяти сильных шахматистов. Опыт себя оправдал. Позднее он был использован перед рядом турнирных вы­ступлений.

Заниматься со Спасским было одновременно и легко, и трудно. Легко — из-за его неизменной доброжелательности, тактичности, личной скромности и, конечно, благо­даря его изумительному шахматному таланту. Впечатляла универсальность его дарования. Наряду с великолепным комбинационным зрением он обладал поразительным позиционным чутьем. «Трудоголиком» Борис не был, но при подготовке к матчу 1969 года работал усердно и доб­росовестно. Был установлен режим занятий, который не­укоснительно выполнялся под строгим контролем Бонда­ревского. Трудолюбие Спасского стимулировалось общим настроем нашей тройки и, как мне казалось, возникшими у него мыслями о реальности надежд на завоевание мировой шахматной короны. Успеху шестимесячной подготовки в Дубне способствовало то, что нам почти никто не мешал. Не было ни назойливых советчиков, ни сплетников и ин­триганов, которыми часто окружены шахматные «звезды». «Семинары» в Дубне и последующий матч Спасского с Петросяном — одно из самых приятных моих воспоми­наний. Возможно, это был уникальный пример сотруд­ничества людей, объединивших свои профессиональные знания, искренне и дружески относящихся друг к другу и зараженных одной целью. Мы нередко высказывали раз­ные мнения, спорили, но это никого не обижало. Замечу, что, критикуя игровые моменты в творчестве Петросяна, мы ни разу не опускались до проявления личной неприяз­ни к чемпиону мира и его окружению. Попытки некоторых интриганов посеять вражду между соперниками и развя­зать психологическую войну решительно пресекались.

Трудности в работе были вызваны преимущественно психологическими причинами. Мышление Спасского отличала тяга к самостоятельности. Данное свойство по­могало ему избавляться от шаблона в игре и критично оценивать анализы, мнения и рекомендации других шах­матистов. С предлагаемыми материалами Спасский не­редко действовал по трехтактной схеме: сначала отвергал, затем тщательно обдумывал, а на заключительной стадии высказывал согласие или отказ. Дав «добро», Спасский, как правило, на этом не останавливался и пытался (иногда напрасно) дополнить и разнообразить предложенный ана­лиз позиций и рекомендации общего порядка.

Учитывая процесс принятия решений, ряд материалов мы готовили немного загодя. Так было, например, с не­ожиданным для всех нас выводом о недостаточно уверен­ной игре Петросяна в позициях с изолированной пешкой у противника. Спасский удачно развил сложившуюся оценку, предложив включить в свой репертуар защиту Тар- раша — сложную обоюдоострую систему, в которой белым предстояло бороться против изолированной пешки черных в центре. В шести партиях матча, в которых Петросян иг­рал против изолированной пешки черных, он набрал лишь два очка.

Были примеры и другого порядка. Так, анализ показал, что Петросян превосходно играет белыми против «висячих пешек», в то время как Спасский эти позиции за черных трактует недостаточно уверенно. Однако Борис в тече­ние длительного периода времени колебался. Казалось, какая-то неведомая сила тянула его применять в матче систему Бондаревского — Макагонова (там у черных часто образуются «висячие пешки»). Споры и колебания пресек Игорь Захарович, который, хлопнув рукой по столу, про­изнес: «Хватит! Никаких Тартаковеров, Макагоновых и Бондаревских. Самоубийцы не нужны!»

К сожалению, тяга к излишней самостоятельности в ненужный момент не была окончательно преодолена Спас­ским и порой проявлялась в его творчестве. Укажу на доиг­рывание 9-й партии матча 1969 года. В домашнем анализе был найден четкий путь к выигрышу, связанный с проры­вом крайней пешки «а». Спасский промедлил, прорыв не осуществил и упустил победу. В следующей, 10-й партии, вопреки советам тренеров он применил за черных защиту Нимцовича и потерпел поражение. Позднее это прояви­лось и в матче с Робертом Фишером: поймав соперника в 4-й партии матча на заготовленный заранее вариант, Борис почему-то заменил сильнейший ход ладьей. Увы, этот список нетрудно продолжить.

После завоевания Спасским звания чемпиона мира сотрудничество в прежнем составе продолжилось. Правда, Спасский резко снизил интенсивность своей работы над шахматами. Когда возникла перспектива матча с Робертом Фишером, тренерская группа официально пополнилась Ефимом Геллером и Иво Неем. Микроклимат в коллективе ухудшился. Увы, ничего подобного содружеству в Дубне и на матче 1969 года уже не было.

Ситуация обострилась с началом переговоров (конец 1971 года) об условиях и месте проведения матча с Фише­ром. Борис колебался, нервничал, соглашался на уступки
и вел бесконечные разговоры с Геллером о том, «кто что сказал или хотел сказать». А дело стояло.

Игорь Захарович твердо придерживался определенных принципов и был человеком прямым, порой крутоватым. Он считал, что уступать Фишеру даже в мелочах нельзя — это лишь увеличит аппетиты американца. Надо обозначить единую твердую линию и ее не менять, а пустые разговоры прекратить и заняться подготовкой. Спасский, видимо, слушал других советчиков и на призывы Бондаревского не обращал внимания. Тот терпел, настаивал, но, в конце кон­цов, не выдержал и 1 февраля 1972 года заявил об отставке. Уход Бондаревского нанес серьезный урон Спасскому. Он лишился мудрого и преданного наставника.

Впоследствии Спасский попытался наладить отноше­ния с Бондаревским. Тот помогал ему матчах с Робертом Бирном (1974) и Виктором Корчным (1978). Но Игорь Захарович как-то сказал мне, что это было бледной копией прошлого.

Последние годы Бондаревский провел в Пятигорске. В этот момент он много сделал для развития мастерства бу­дущего гроссмейстера Валентины Козловской, помог ряду молодых шахматистов.

Бесспорно, Бондаревский — фигура первой величины среди шахматных тренеров Советского Союза. Однако вспоминают о нем не часто. Может быть, это в какой-то мере отражение несправедливого мнения о том, что ус­пех — заслуга игрока, а неудача — вина тренера...
©Крогиус