Завышенная самооценка шахматиста

Отношение человека к самому себе выражается в са­мооценке. Если обратиться к миру шахмат, то это, прежде всего оценка своих сил и возможностей сравнительно с силами и возможностями других шахматистов.

Объективность самооценки — главное условие правиль­ного поведения и эффективной деятельности человека. Однако нередко в шахматах есть завышенная саомоценка (так же как и во многих других сферах деятельности) проявляется стремление получить более почетное «место под солнцем», чем данный человек того заслуживает.

Можно привести множество примеров завышенной самоценки, неоправданного желания приобрести большую славу и признание.

Так, в 30-е годы прошлого века Е. Боголюбов любил говорить, что в мире имеется два выдающихся шахматиста, причем второй из них А. Алехин. Он также всерьез заяв­лял, что в искусстве игры в эндшпиле заметно превзошел Х.Р. Капабланку(?!).

Для справки сообщим: в те годы Е. Боголюбов проиграл два матча на первенство мира А. Алехину, а во встречах с Х.Р. Капабланкой имел жалкий вид, особенно в эндшпиле.

Д. Бронштейн сетовал на то, что советская шахмат­ная организация в свое время не включила его в состав участников турниров в Гронингене (1946) и мемориала М.И. Чигорина в Москве (1947). Однако при вниматель­ном рассмотрении претензии Д. Бронштейна выглядят, по меньшей мере, нескромными.

В Гронингене от СССР играли гроссмейстеры М. Бот­винник, И. Болеславский, А. Котов, В. Смыслов и С. Флор. Д. Бронштейн тогда был мастером (гроссмейстером он стал в 1948 году).

К участию в мемориале М.И. Чигорина кроме гроссмей­стеров М. Ботвинника, И. Болеславского, И. Бондаревско- го, П. Кереса, А. Котова, В. Рагозина и В. Смыслова от СССР были также приглашены чемпион Украины мастер А. Сокольский, чемпион РСФСР, мастер Н. Новотельнов и чемпион Белоруссии, мастер Р. Холмов. Это объясня­лось тем, что соревнование проводилось еще и как турнир славянских стран. Мастер Д. Бронштейн согласно статусу турнира прав на участие не имел.

Еще раньше на якобы случившееся непризнание его достижений жаловался Г. Левенфиш. Он полагал, что в турнире сильнейших шахматистов мира (Голландия, 1938) представлять СССР должен был он, а не М. Ботвинник.

Аргументы Г. Левенфиша: выигрыш первенства СССР 1937 года (М. Ботвинник не участвовал) и ничейный счет (6,5:6,5) в матче с М. Ботвинником, что позволило ему со­хранить звание чемпиона СССР.

В пользу М. Ботвинника свидетельствовали выдаю­щиеся достижения в крупных международных турнирах (Москва, 1935, Москва, 1936, Ноттингем, 1936). Да и матч Г. Левенфишу он ведь не проиграл.

По совокупности успехов Г. Левенфиш явно уступал своему оппоненту. Его претензии были отклонены, а М. Ботвинник успешно выступил в турнире восьми силь­нейших гроссмейстеров мира.

Довольно распространенной практикой удовлетворения запросов завышенной самооценки является приобретение (причем далеко не всегда заслуженное) различных званий, внешних знаков отличия, почетных дипломов и т. п.

Подобное влечение уместно обозначить фразой: «Не быть, а называться».

Когда-то Р. Шпильман писал в интересной книге «О шахматах и шахматистах» про поветрие, возникшее после Первой мировой войны. Тогда масса посредственных шах­матистов — победителей третьестепенных турниров стала именоваться титулом «маэстро».

Но еще более катастрофичный инфляционный бум пе­реживают современные шахматы. Совершенно обесценены звания  гроссмейстера, мастера.

Каковы же результаты? Главный из них — создание у любителей шахмат ложной иллюзии легкого достижения совершенства.

Упомянем еще об одной грани стремления обладать громким наименованием. Г. Каспаров издал серию книг под названием «Мои великие предшественники». Напра­шивается вывод, что великим он именует и самого себя.

Ни у кого нет сомнений, что Г. Каспаров велик, как игрок. Но все же лучше было бы, чтобы этот эпитет ему адресовали другие.

Эм. Ласкер говорил, что развитие шахматиста — это путь взлетов и падений. Для изучения отношений шахма­тиста к себе наиболее информативный материал предо­ставляют его реакции на неудачи.

Как нужно к ним относиться? Конечно, каждая неуда­ча, каждый проигрыш — тяжелое и огорчительное пережи­вание для шахматиста. Но нельзя долго поддаваться горю.

Психологические исследования, проведенные автором, показали, что рациональнее всего считать, что в проигры­ше, прежде всего, виноват сам «потерпевший». Поэтому в дальнейшем нужны критический анализ, выявление допущенных ошибок и подготовка к будущим встречам с учетом проведенного анализа.

Эм. Ласкер указывал: «Каждое поражение является для проигравшего ценным уроком. Кто не проигрывает, тот не двигается вперед. Кому все удается, тот утрачивает твор­ческие способности». Ему вторил Х.Р. Капабланка: «Мало есть выигранных мною партий, которые научили бы меня столькому, сколько мои проигрыши».

Однако рекомендации подобного рода чаще всего не выполняются. Многие, стремясь снять ответственность с себя, ищут причину неудачи в случайных моментах или кознях противника.

Нежелание, а порой и неспособность, признать собст­венную вину основывается на завышенной самооценке. А та в свою очередь выражает развитие эгоцентризма, ко­торый, образно говоря, не позволяет собственному «я» со­знаться, что оно в чем-то оказалось простодушней, слабее или недальновидней «я» противника.

Приведем несколько примеров. В свое время меня обидело и огорчило недоброе отно­шение гроссмейстера Г. Левенфиша, который проиграл мне партию. Мастер В. Бывшев меня успокоил: «Меня он тоже три года не замечал после того, как я у него выиграл».

Неприкрытую злость к победителю-сопернику регуляр­но проявлял В. Корчной. Вспоминаю нашу партию, сыг­ранную в Тбилиси, в полуфинале первенства СССР (1956).

В конце игры, что-то чиркнув на бланке, В. Корчной положил короля в знак признания своего поражения.

Затем, немного промедлив, приподнялся над столиком и резким взмахом руки сбросил фигуры на пол. Темпе­раментные южане, заполнявшие театр имени Руставели, двинулись к Корчному, видимо, намереваясь обучить его хорошим манерам. Спасли опытные местные судьи, сроч­но проводившие В. Корчного через запасной выход.

Проиграв матч А. Карпову в 1974 году (соревнование претендентов), В. Корчной дал интервью для югославской прессы. В нем он обвинил победителя во всех «смертных грехах» — недостаточных знаниях, скудости таланта, узости творческого арсенала и т. д. Правда, обличитель не разъяс­нил, почему же он все-таки проиграл столь слабому про­тивнику? Вместо этого В. Корчной заключил: «Не могу ска­зать, что моего противника ожидает блестящее будущее».

Заметим, что история расставила все по местам. Что касается В. Корчного, то он еще не раз, потерпев неудачу, наделял соперников градом попреков. Видимо, сам факт существования удачливого соперника вызывал болезнен­ное состояние в сознании В. Корчного.

Мы рассмотрели несколько примеров, в которых проиг­равший приписывал противнику ответственность за свои собственные промахи и ошибки. Открыто проявлявшаяся ненависть к победителю, во-первых, позволяла снять на­пряжение, а, во-вторых, укрепляла веру в вину данного «врага».

Однако во многих трудных ситуациях объяснить боязнь и тревогу за будущее или за уже допущенный просчет коз­нями противника не удается.

Тогда шахматист принимает роль жертвы и связывает свои заботы не только и не столько с каким-либо конкрет­ным противником, а с действием ряда внешних факторов (например, давлением властей, обманом организаторов, травлей в прессе и т. д.). Здесь опять ответственность за совершенные ошибки с себя снимается и перекладывается на других людей или обстоятельства.

Особенно преуспел в роли жертвы Г. Каспаров. Свой путь к мировой шахматной короне он представляет как непрерывную борьбу с властями и просто недругами, кото­рые де старались прервать его шахматную карьеру. Якобы все делалось, чтобы затормозить его продвижение и ему приходилось постоянно сражаться с советскими шахмат­ными мафиози и с их «крестным отцом» А. Карповым.

Г. Каспаров писал: «И хотя мои враги с их закулисными трюками часто терпели поражения, они искали и находили все новые, в надежде, что им однажды удастся поставить подножку. Иногда они были очень близки к своей цели, как те немецкие генералы, которые в бинокли рассмат­ривали московские башни, в то время, как они стояли в 35 километрах от Москвы».

Жалобы Г. Каспарова на давление, которому он якобы подвергался, нашли некоторое число сочувствующих как в СССР, так и за рубежом. Американский мастер А. Сейди в газете «Los Angeles Times» от 25 сентября 1983 года опубли­ковал стихотворение о несостоявшемся в Пасадене (США) матче между Г. Каспаровым и В. Корчным.

Стихотворение начиналось обращением: «Еврей напо­ловину — из Баку, любимец московских улиц, но не тех людей, кто за Кремлевской стеной». Далее выражалось сочувствие притесняемому коммунистическими властями Гарри.

Г. Каспаров утверждал, что на заседании президиума шахматной федерации СССР 9 августа 1985 года, когда обсуждалось его интервью немецкому журналу «Шпигель», готовилась его дисквалификация.

Как один из руководителей советской шахматной орга­низации того времени заверяю — ничего подобного не пла­нировалось. Интервью содержало немало некорректных высказываний, и на это указали Гарри.

Он признал, что допустил ошибку, и извинился. Прото­кол этого заседания сохранился в моем архиве.

Но жалобы «жертвы» продолжались. В 1986 году это, к примеру, проявилось при обсуждении регламента матч- реванша на первенство мира. Р. Торан заметил тогда: «Дей­ствия Каспарова полностью неспортивны. Ему нравится быть в положении «жертвы», что ставит его противника в невыгодное положение... Если на него давят и он проигры­вает матч, остается отговорка, что все сговорились против него».

Число примеров из «жертвенной» практики Г. Каспарова, а также Д. Бронштейна, В. Корчного, М. Цейтлина, Д. Чирича и других шахматистов нетрудно увеличить.

Но пора подвести черту... Считаем необходимым от­метить, что прием «жертва» используется со следующими целями:

1)  в качестве психотерапевтического средства;

2)  для введения в заблуждение общественности, а также для оправдания перед любителями шахмат;

3)  с целью переноса вины за неудачу на других людей и неожиданные обстоятельства.