Борьба за психологическую инициативу

Психологическая инициатива всегда опирается на ре­альные события в партии, она является результатом актив­ных действий шахматиста. За инициативу надо бороться.

Поучительным был психологический фон важной пар­тии Геллер — Фишер, сыгранной на межзональном турни­ре (Пальма-де-Майорка, 1970). Гроссмейстер Э. Гуфельд, тренер Геллера, рассказывал: «Перед игрой оба соперника испытывали неуверенность — Фишер потому, что до этого неоднократно проигрывал Геллеру, а Геллер высоко оцени­вал шахматный авторитет соперника. К тому же Геллер ли­дировал в турнире, а поражение передавало 1-е место Фи­шеру В общем, соперники расценивали возможную ничью как благоприятный для себя результат, хотя каждый не знал точно о состоянии и намерениях другого. И вот партия на­чалась. На 5-м ходу Фишер избрал вариант, пользующийся репутацией ничейного.

В этот момент Геллер допустил невольный, но серьез­ный психологический промах. Ему представилось, что же­ланная цель близка, и у него вырвался возглас: «Ничья?!» Обеспокоенный до этого момента Фишер мгновенно пре­образился. Он уверенно ответил: «Нет!» Взгляд потерял вы­ражение озабоченности. А на доске он сразу же перешел к активным действиям — не очень опасным для противника, но все же требовавшим от того известной осмотрительно­сти. Геллер же совсем расстроился. Через несколько ходов он зевнул пешку и в конце концов потерпел поражение».

В этом эпизоде впечатляет поведение Фишера после выказанной Геллером неуверенности: он немедленно перешел в наступление, проявив активность и решитель­ность как на шахматной доске, так и в поведении. «Если бы Фишер, даже отказавшись от ничьей, так быстро бы не преобразился, я не получил бы в дальнейшем трудную позицию», — говорил Геллер позднее.

Завоевание и удержание психологической инициати­вы — это всегда борьба с волей соперника. Борьба, в ко­торой промедления и уступки одной стороны неизбежно переходят в достижения другой. В этой связи небезынте­ресны для шахматистов мысли, высказанные специалистом в области военной психологии М. Кампеано: «Роковым об­разом инициатива одной армии растет прямо пропорцио­нально пассивности другой. Попутно, с одной стороны, увеличивается доверие к себе, с другой — недоверие».

Борьба за психологическую инициативу имеет мно­жество разновидностей, в которых в зависимости от кон­кретных условий борьбы с разной значимостью выступают различные ситуативные и личностные факторы. Однако, как нам представляется, все же можно и нужно выделить основные общие правила борьбы за овладение психологи­ческой инициативой. Сформулированные нами основные правила являются руководящими требованиями к веде­нию психологической борьбы применительно к условиям шахматной деятельности: 1) маскировка собственных намерений и дезинформация противника; 2) создание для противника максимальных трудностей.

Некоторые исследователи психологии межличностно­го конфликта выделяют внезапность в качестве главного условия достижения успеха в борьбе. Однако здесь мы не причислили внезапность к основным шахматным прави­лам. Внезапность в шахматах является не руководящим требованиям к ведению психологической борьбы, а воз­можным следствием умелого создания трудностей против­нику и хорошей маскировки.

Правила маскировки и создания максимальных труд­ностей тесно взаимосвязаны между собой. Удачная маски­ровка затрудняет другой стороне поиски верного решения. В свою очередь, появление у шахматиста трудностей с на­хождением решения облегчает проведение против него мас­кировочных акций. Например, часто прибегают к следую­щему приему: основываясь на знании недостатков стиля противника, ставят перед ним субъективно трудные задачи, а затем, воспользовавшись возникшей неуверенностью, проводят скрытую подготовку решающего наступления.

Рассмотрим подробнее указанные правила. Говоря о маскировке, подчеркнем, что это всегда не только дез­информация о собственных замыслах, но и неизбежное воздействие на противника, при котором он как бы прово­цируется на невыгодные для него действия.

В результате проведенного анализа мы выделили раз­личные виды маскировки. Они различаются по содержа­нию — маскировка в поведении и в действиях на доске, по уровню активности — активная и пассивная, по масштабу скрываемых целей — стратегическая и тактическая.

Маскировка в действиях на доске, как правило, рассчи­тана на то, что противник удовлетворится явным, очевид­ным смыслом хода (или маневра), а скрытые возможности позиции рассматривать не будет. Эффективность маски­ровки зависит от выбора действий, используемых для дез­информации противника. Эти действия на доске должны удовлетворять следующим условиям: а) быть объективно обоснованными; б) быть правдоподобными, т. е. соответ­ствовать логике развития игры; в) обладать надежностью, т. е. при раскрытии противником их истинного смысла он не должен добиться больших выгод, чем при реализации других разумных продолжений; г) иметь индивидуальную направленность, т. е. основываться на понимании сильных и слабых сторон стиля игры и характера противника.

Игнорирование этих условий, как правило, не позво­ляет добиться желаемого результата. Особенно опасно игнорировать требования объективной обоснованности и надежности маскировочных действий. Так называемая ловушечная тактика, проводящаяся вопреки объективным условиям и рассчитанная лишь на промах противника, чаще всего терпит крах. Применение «ловушечной такти­ки» — пример неправомерного противопоставления объек­тивной и субъективной сторон деятельности, чрезмерного преувеличения роли субъективного фактора.

Маскировка в поведении чаще всего выражается в ми­мике, жестах, а также в высказываниях шахматиста. Ис­кусно имитируемые состояния подавленности, внешней сдержанности или оптимизма являются действенными средствами дезинформации противника, особенно в наи­более напряженные моменты борьбы. Маскировка подоб­ного рода рассчитана на создание у противника неверного представления об эмоциональном состоянии партнера, его отношении (положительном или отрицательном) к разви­тию борьбы.

Наибольший эффект дает согласованная маскировка в действиях на доске и поведении. Так, например, Б. Ларсену часто успешно удавалось сопровождать видимые цели сво­их маневров на доске соответствующими нюансами пове­дения. Нередко демонстрируемая им непоколебимая внеш­няя уверенность в сочетании с изобретательностью игровых замыслов заставляли соперников верить ему «на слово» и ограничиваться поверхностным анализом ситуации.

Таким образом, соответствующее поведение выполняет функцию подкрепления дезинформации, передаваемой действиями на доске.

При относительно пассивной маскировке проявление агрессивных действий ограничено. Противник провоци­руется не открытым нападением, а кажущейся безобидно­стью маневров на доске. В поведении этот вид маскировки выражается внешней сдержанностью, пониженной эмо­циональностью.

Конечно, разделение маскировочных действий на ак­тивные и относительно пассивные — условно. Между край­ними проявлении имеется множество промежуточных об­разований. Обозначение одного из видов маскировки как относительно пассивного вызвано тем, что и ему присуща определенная активность. Этот вид маскировки обычно реализуется приемами выжидания, заманивания или по­казного согласия с противником. Каждый из этих приемов в конечном итоге преследует активные цели.

Маскировка также различается по масштабам скрывае­мых целей на стратегическую и тактическую. В первом слу­чае противника стремятся дезинформировать относитель­но намеченных планов игры, во втором — относительно способов реализации этих планов.

Обычно подготовка и реализация планов требуют значительной затраты времени. Поэтому стратегическая маскировка затруднительна и застает противника врасплох сравнительно редко. Для успеха подобной маскировки, как правило, требуется выполнение сложной задачи — созда­ние двух относительно независимых группировок фигур, угрожающих противнику на разных флангах. Искусством такого ведения борьбы отличались Эм. Ласкер и А. Алехин.

Чаще встречаются примеры успешного проведения так­тической маскировки, поскольку просмотреть какой-либо отдельный ход или комбинацию легче.

В процессе исследования было установлено, что маски­ровке благоприятствуют позиции со сложным характером борьбы и неопределившейся оценкой. Здесь имеется зна­чительно больше возможностей подготовить правдоподоб­ную дезинформацию.

Напротив, в позициях с определившейся оценкой и в тех, где борьба носит форсированный характер, приме­нение маскировки практически исключено. Вместе с тем отметим, что возможности эффективной маскировки огра­ничены и в сложных положениях, если имеется цейтнот.

Следует также подчеркнуть, что проведение маскировки связано со значительным усложнением мыслительной дея­тельности, поскольку она требует одновременного суще­ствования в сознании шахматиста двух планов действий, истинного — скрываемого от противника и ложного — предназначенного для передачи.

Рассмотрим другое правило борьбы за психологическую инициативу — правило создания противнику максималь­ных трудностей.

Заметим, что одни и те же объективные трудности пе­реживаются разными людьми неодинаково. Это обуслов­лено индивидуальными психологическими особенностями человека. Стремясь к созданию трудностей для соперника, надо иметь в виду не только их объективную значимость, но и индивидуальность партнера. Понимание его лично­сти, особенностей его характера, достоинств и недостатков стиля игры является необходимым условием для создания противнику максимальных затруднений. В практике шах­мат наиболее успешно создавал помехи в деятельности соперников Ласкер. Например, против Тарраша он затевал бурные, подчас крайне рискованные комбинационные осложнения, а с Яновским боролся строго позиционными методами. Применение Ласкером разнообразных приемов борьбы основывалось на глубоком понимании соперников, умении выбрать субъективно наиболее трудные для них ситуации.

Подчеркнем, однако, что создание трудностей — это двусторонний процесс. Форсируя возникновение острой позиции, надо понимать, что она неизбежно вызовет труд­ности в игре не только у противника, но и у себя самого. Отсюда следует, что действовать нужно так, чтобы создать большие трудности противнику и меньшие себе. Для ре­шения этой задачи мало одного лишь знания противника. Нужно не только учитывать объективную значимость труд­ностей и степень их воздействия на индивидуальность про­тивника, но и знать себя, собственные сильные и слабые стороны, предвидеть степень воздействия тех или иных трудностей на собственную психику. Приходится, выра­жаясь метафорично, вести борьбу за овладение «меньшим злом», за изменение ситуации в таком направлении, чтобы возникшие трудности тяжелее переживались противником.

Показательна в этом отношении игра В. Смыслова. Он часто, особенно против шахматистов, тяготеющих к атаке

на короля, форсировал переход в равный, но сложный многофигурный эндшпиль. В окончаниях подобного рода успех ему приносило верное понимание того, что возни­кающие трудности окажутся более значительными для соперников.

Было бы ошибочным преимущества и недостатки борю­щихся сторон (материальные и моральные) рассматривать изолированно, отдельно для каждого из противников. Плюсы и минусы, достигнутые в борьбе одним из сопер­ников, необходимым образом взаимосвязаны и взаимо­обусловлены изменениями положения другой стороны. Овладение какими-либо преимуществами означает, что противник должен был отступить, допустить определенные ослабления. Поэтому создание противнику максимальных трудностей является условием, стимулирующим собствен­ную деятельность. Отказ от воздействия на противника с возможно большей силой, предоставление ему передышки в конечном счете приводит лишь к увеличению затруд­нений в собственной деятельности, снижает собственные шансы на успех.

Ослабив натиск, один из партнеров тем самым «выпу­скает джинна из бутылки», чтобы снова бороться против него. Поучительными в этом смысле были некоторые партии гроссмейстера Д. Яновского, который, по словам Эм. Ласкера, мог десять раз держать в руках выигрыш, но, систематически откладывая решающее усилие, в конце концов уверенно проигрывал.

Рассмотрим особенности создания противнику макси­мальных трудностей в ситуациях наступления и обороны.

Практический опыт показывает, что максимальные трудности у обороняющегося вызывает наступление, ко­торое ведется без промедлений, со всей возможной си­лой и энергией. Еще историки древности указывали, что надо подражать не Ганнибалу, остановившемуся после победы при Каннах и этим лишил себя плодов победы, а Цезарю, который преследовал неприятеля с еще большей стремительностью, чем во время боя. В. Стейниц сформу­лировал следующее правило: «...владеющий преимущест­вом должен атаковать под угрозой потери своего преиму­щества».

Конечно, приведенными советами нельзя пользоваться с догматичной прямолинейностью, необходим конкретный учет особенностей положения и состояния противников.

Так, например, в ситуациях, где шансы на успешную защиту дают лишь смелые и рискованные действия, невы­годно подводить обороняющегося к выводу о необходимо­сти выбора именно таких действий. Понимание того, что возможен только единственный путь продолжения игры, повышает волю к сопротивлению и силу этого сопротив­ления даже у весьма осторожных людей. Ошибка многих соперников К. Шлехтера, Т. Петросяна и Г. Иливицкого состояла в том, что они вынуждали этих шахматистов к бескомпромиссной борьбе.

В подобных случаях наступающему выгоднее создать у противника иллюзию возможности выбора других, менее обязывающих продолжений. Для этого иногда использует­ся выжидательная тактика.

Однако большинство исследователей занимают другую позицию. Мы также считаем, что при прочих равных усло­виях психологически труднее обороняться, чем наступать. Дело в том, что наступление способствует образованию положительных эмоций, которые, в свою очередь, явля­ются мощным фактором повышения жизнедеятельности человека в целом.

Бесспорно, имеются индивидуальные различия в пе­реживании трудностей обороны и наступления. Однако подавляющее большинство экспериментальных данных, собранных нами, подтверждает соображения об особой трудности действий в обороне. Были проанализированы случаи принятия ошибочных решений, которые допустили 70 видных шахматистов в ситуациях обороны и наступле­ния. Почти 80% ошибок было допущено при защите. Даже у шахматистов, отличающихся особым искусством защиты (Т. Петросян, Р. Холмов), количество ошибок, допущенных в обороне, было выше соответственно на 20 и 25%.

Обсуждая проблему создания наибольших трудностей наступающему противнику, прежде всего скажем о правиле минимальных уступок. Эм. Ласкер писал: «Тот, чье поло­жение хуже, должен хотеть защищаться, должен хотеть идти на уступки. Но он должен... делать лишь самые не­значительные, лишь самые вынужденные уступки и ни на йоту больше. В этом и заключается внутренний этический принцип защиты».

Развивая это положение, Ласкер указывал, что никогда не следует идти на ослабление позиции, не будучи к этому вынужденным. В общем, никаких уступок добровольно. Следование этому совету создает наибольшие затруднения для атакующего противника.

Как уже говорилось, оборона — не только и не столько поддержание существующего положения. Смысл обороны заключается в подготовке контрнаступления. Пассивная оборона обычно не создает препятствий для противника. Обороняющийся должен стремиться к поискам встречных угроз, возможностей контригры. Как правило, он обязан придерживаться принципа активной обороны.

Итак, мы рассматриваем основные правила ведения борьбы за психологическую инициативу. Но знание этих правил еще не гарантирует достижение успеха. Если шах­матист, выдвигающий сложные игровые задачи и прово­дящий маскировку, будет находиться в состоянии перевоз­буждения или подавленности, эффект его действий будет ограниченным.

Очевидно, что успешная реализация указанных требо­ваний зависит и от психологического настроя самого шах­матиста, прежде всего от его спокойствия и уверенности. М. Ботвинник справедливо говорил: «Спокойствие — да­леко не декоративная вещь; у меня лично голова работает хорошо лишь тогда, когда я спокоен... Я стараюсь играть спокойно, не давая воли своим нервам, а этого далеко не просто добиться».

Практика шахмат содержит немало примеров успешной борьбы шахматиста с самим собой, изменения самооценки и эмоционального состояния, отрицательно влияющих на деятельность. К сожалению, этот ценный опыт обобщен еще недостаточно.

На основании проведенных исследований мы выделили наиболее значимые, на наш взгляд, способы саморегуля­ции, направленные на перестройку самооценки и эмо­ционального состояния и ограничение психологического влияния противника.

Способ, который мы назовем дискредитацией, приме­няется для изменения крайне неблагоприятной сравни­тельной оценки себя и противника. С этой целью намерен­но привлекается тенденциозно подобранная информация, свидетельствующая лишь о слабых сторонах стиля сопер­ника (например, выбираются для анализа только проиг­ранные будущим соперником партии, учитываются резуль­таты неудачных выступлений в соревнованиях).

Способ дискредитации использовал Алехин при под­готовке к матчу с Капабланкой. Напомним, что до матча Алехину не удалось выиграть у будущего противника ни одной партии; кроме того, специалисты почти единодушно предсказывали легкую победу кубинского гроссмейстера. Для устранения возникшего «комплекса неуверенности» Алехин специально подобрал случаи ошибочных тактиче­ских решений соперника и другие примеры его неудачной игры. Этот целенаправленный анализ помог Алехину пре­одолеть имевшийся психологический комплекс и выйти на борьбу с уверенностью в своих силах.

В ряде ответственных соревнований способ мысленной дискредитации противника применял автор этих строк. Так, например, перед встречей с Кересом в 26-м первен­стве СССР (1959) предметом специального анализа были партии, проигранные Кересом в последних соревнованиях.

Рассматриваемый способ саморегуляции обычно по­вышает веру в свои силы и позволяет в известной степени освободиться от чрезмерного воздействия авторитета со­перника. Естественно, при использовании этого способа нежелательны крайности, например, возникновение снис­ходительного отношения к сильному противнику.

Способ идеализации применяется в противоположных ситуациях, т. е. тогда, когда имеет место крайне благо­приятная сравнительная оценка своих возможностей и возможностей противника. Для преодоления излишней самоуверенности используется тенденциозно подобранная информация, свидетельствующая лишь о достоинствах стиля и характера противника.

О проведении подготовки в таком направлении рас­сказывал В. Симагин. Этот способ саморегуляции автор неоднократно применял в собственной практике, а также рекомендовал тем шахматистам, которые неудачно играли с аутсайдерами. Получены положительные результаты. За­метно повышалась объективность и ответственность в игре с более слабыми соперниками. При этом требуется, одна­ко, сохранять меру и не утрачивать состояния уверенности.

Способ переоценки применяется для изменения отно­шения к происшедшим в ходе борьбы событиям, которые оцениваются как неблагоприятные. С этой целью прово­дится направленный мыслительный поиск для выявления в указанных событиях сторон, которые бы не соответство­вали сложившейся оценке. Опираясь на обнаруженные нюансы, шахматист, часто намеренно преувеличивая их объективную значимость, убеждает себя в том, что преж­няя оценка была занижена и требует изменения. Благодаря этому часто удается ограничить распространение депрес­сии и активизировать мыслительную деятельность.

Л. Полугаевский, например, рассказывал, что, играя черными сицилианскую защиту и находясь под сильней­шей атакой, он нередко успокаивал себя тем, что оценивал позицию с точки зрения якобы возникшего эндшпиля.

С. Тартаковер писал: «...вынужденная потеря пешки ве­дет часто к психологической подавленности, в то время как истолкование этой потери как жертвы пешки является ис­точником, откуда можно черпать энергию для продолжения боя. Мы видим, таким образом, сколько оттенков можно придать одному и тому же обстоятельству и, несомненно, что боец, посвященный во все эти психологические тонко­сти... постарается их использовать к своей выгоде».

В данном способе саморегуляции заметна оптимисти­ческая направленность, стремление учесть и подчеркнуть значение благоприятных моментов даже при очень труд­ном и опасном развитии событий.

Способ стимуляции применяется в тех случаях, когда шахматисту не удается, опираясь на мысленные доводы, настроиться на борьбу за овладение психологической инициативой. Поэтому он вынужден прибегать к опасным стимулирующим средствам.

Это, образно говоря, насильственный способ саморе­гуляции используется с целью резко изменить пассивное отношение к борьбе, форсировать мобилизацию волевых резервов личности. При этом шахматист намеренно прибе­гает к рискованным действиям, создает для себя трудности, временно превышающие трудности противника.

В партии с С. Флором (Копенгаген, 1966) Ларсен также намеренно избрал защиту Бенони, которая, как известно, требует от черных особенно изобретательной и активной тактической игры. Иначе неизбежно скажутся стратеги­ческие козыри белых. Ларсен писал: «Я рассматриваю построение  черных почти как средство заста­вить себя самого играть агрессивно!»

Часто применяется способ перерыва. Использование этого способа связано с сознательным ограничением об­щения с противником. Например, «ведомый», сознавая опасность продолжающегося влияния «ведущего», по возможности сокращает контакты с ним. Для этого при ходе противника он отходит от шахматного столика, отка­зывается от совместного анализа после окончания партии (чаще это наблюдается в матчах), предпочитает не разгова­ривать с соперником перед началом игры и т. д.

С той же целью — прервать на некоторый срок невыгод­ное для себя психологическое взаимодействие — участни­ки матчевых состязаний нередко прибегают к так называе­мым тайм-аутам. Любопытно, что в матчах претендентов за период с 1965 по 1978 год 70% тайм-аутов было взято после проигрыша.

Известны и другие способы саморегуляции. Широкое распространение, например, получили приемы управле­ния направленностью внимания в процессе обдумывания. Однако эти способы не столь непосредственно связаны с психологическим взаимодействием соперников, и потому они здесь не рассматриваются.

Продолжая обсуждение проблемы борьбы за психоло­гическую инициативу, еще раз подчеркнем, что эту борь­бу ведут обе стороны, демонстрируя взаимные ловушки, маскировки, отвлекающие действия. В этой борьбе важно предусмотреть встречную дезинформацию противника. Надо учитывать, что каждая из сторон, сознательно или стихийно, стремится действовать по методу «айсберга», т. е. сообщить противнику лишь часть имеющейся информа­ции — именно ту часть, руководствуясь которой он придет к невыгодному для себя решению.

В подобном столкновении двух мыслительных систем, двух личностей большое значение приобретает способность понять, что думает противник, что он скрывает от вас и что хочет вам внушить. Умственная деятельность, связанная с имитацией мыслей противника и анализом собственных рассуждений и выводов, называется рефлексией.

Приведем сначала нешахматный пример. Это проис­ходило на севере Африки в годы Второй мировой войны. Контрразведка союзников обнаружила, что один француз­ский полковник является нацистским агентом. Его пере­вербовали и стали снабжать гитлеровцев дезинформацией. Это удавалось до тех пор, пока фашисты не засомневались. Однако и разведке союзников удалось узнать, что ее агент разоблачен и его сообщения изучаются немецкой разведкой только с целью понять, в чем их хочет убедить противник.

Тогда от имени французского полковника было со­общено, что второй фронт будет открыт в Нормандии от 5 до 7 июня 1944 года. Для гитлеровцев это стало весомым доказательством того, что десант будет высажен не в Нор­мандии и не в эти числа. Но все произошло именно так (операция состоялась 6 июня).

Это еще не все. После того как сообщение подтверди­лось, фашисты решили, что подозревали агента напрасно, и до конца войны верили ему. А тем временем передавалась дезинформация.

В этой истории мы можем уловить длинную цепь рефлексивных рассуждений. Преимущество в глубине рефлексии (союзники «видели» на ход дальше) позволило добиться успеха и фактически управлять рассуждениями гитлеровских разведчиков.

По принципиально похожей схеме ведутся рассуждения шахматистов в процессе состязания.

Во многих случаях рефлексия носит более сложный характер, чем в приведенном примере, но причины успеха остаются прежними: решает более глубокое и верное рас­познавание замыслов противника.
Поэтому для читателя не будет неожиданным заклю­чение о том, что в процессе овладения психологической инициативой центральное место принадлежит рефлексии, которая, в свою очередь, опирается на знание противника и себя самого. При этом, конечно, нужны не эпизодиче­ские, отрывочные знания, а комплексное представление об особенностях игры и характера каждого шахматиста.
©Крогиус