Наблюдение за поведением шахматиста во время партии

Любое шахматное соревнование можно условно разде­лить на три периода: старт, середину и финиш. Сравнение очков, набранных шахматистом на старте, в середине и на финише по совокупности турниров и матчей, позволяет получить интересные и практически значимые данные об индивидуальных особенностях распределения сил на про­тяжении соревновательной дистанции.

Эти вопросы были предметом исследований, проведен­ных нами еще в 70-е годы XX века. На основании анализа собранных данных мы выделили группы шахматистов, наиболее успешно выступавших на старте соревнования, в его середине или на финише. Полученные результаты по­зволили обосновать некоторые практические рекоменда­ции. Так, например, шахматистам, сравнительно неудачно игравшим на старте, а затем повышавшим результаты, было предложено искусственно продлить период врабатываемости, т. е. накануне соревнования проводить тренировочные партии, максимально приближенные по условиям игры к турнирным. Данная рекомендация прошла проверку и взя­та на вооружение шахматистами-практиками и тренерами.

Рассмотрим подробнее особенности игры в заключи­тельном периоде соревнования — на финише. Этот период соревнований, пожалуй, наиболее важный и трудный в деятельности шахматистов. Здесь борьба, как правило, осо­бенно обостряется, резко возрастает напряжение и наиболее отчетливо проявляется тот комплекс личных качеств шах­матиста, который можно назвать «искусством завершения».

Исходным пунктом исследования была фиксация по­ложения шахматиста перед финишным отрезком сорев­нования. Здесь учитывались прежде всего место, которое занимал шахматист в турнире, или величина отклонения от пятидесятипроцентного рубежа в матче. Такой подход позволяет более обоснованно судить о достижениях шах­матистов на финише, чем способ, основанный на подсчете очков. Количество набранных очков ценно не само по себе, а лишь в сравнении с количеством очков, имеющихся у других участников. Выигрыш у конкурента и у аутсайде­ра формально дают одинаковый прирост — одно очко, но выигрыш у конкурента фактически имеет двойную цену, поскольку позволяет опередить соперника.

В дальнейшем мы сравнивали положение шахматистов к началу и завершению финишного периода и тем самым судили о степени прогресса или спада результатов на фи­нише.

После обобщения материалов (по результатам выступ­лений двенадцати гроссмейстеров: Ботвинника, Кереса, Бронштейна, Геллера, Тайманова, Петросяна, Штейна, Полугаевского, Таля и Портиша — на финише крупных турниров и матчей) были получены данные, позволявшие разделить перечисленных шахматистов на три группы.

К первой группе относятся шахматисты, которые, как правило, улучшали свое положение на протяжении фи­нишного отрезка соревновательной дистанции. В нее во­шли Ботвинник, Керес, Петросян, Полугаевский и Таль.

Вторая группа в целом сохраняла достигнутый ранее уровень. К этой группе мы отнесли Смыслова, Бронштей­на, Геллера, Тайманова и Штейна. И, наконец, в третью группу вошли шахматисты, которые в большинстве случаев утрачивали на финише завоеванные позиции (Болеславский и Портиш).

Важно уточнить, какие особенности игры и характера шахматистов способствуют успехам на финише. Анализ сыгранных партий и поведения гроссмейстеров позволил высказать соображение о том, что «искусство завершения», в основном, определяется умением шахматиста сохранить резерв энергии до конца соревнования.

Способность к сохранению такого резерва не столько следствие хорошего состояния здоровья, сколько резуль­тат умелого регулирования своих усилий на протяжении соревнования. Многое здесь зависит и от правильного выбора тактики борьбы, которая в наибольшей степени со­ответствует стилю игры и характеру шахматиста, отвечает требованиям ситуации.

После рассмотрения различных аспектов проблемы так­тики борьбы можно сделать вывод о том, что в ситуациях, где выбор тактики жестко не детерминирован внешними условиями и в большей степени зависит от шахматиста, важнейшее значение приобретает искусство самоанализа, умение правильно оценить свои возможности.

Еще в древности была подмечена зависимость между внешними формами поведения человека и его внутренним, душевным состоянием. Наиболее информативными счи­тали показатели экспрессии, или так называемые вырази­тельные движения. К ним относят мимику (движения лица и глаз) и пантомимику (жесты, позу, походку). Начиная с известной работы Чарлза Дарвина «Выражение эмоций» (1872 г.) эта проблема стала предметом научных исследо­ваний.

К настоящему времени психологией собран обширный экспериментальный материал, но результаты исследова­ний обобщены недостаточно. Так, до сих пор нерешен­ной остается задача обоснования точной интерпретации разнообразных проявлений экспрессии применительно к профессиональным и индивидуальным особенностям по­ведения людей. Это замечание в полной мере относится к шахматной деятельности.

Надо сказать, что в шахматах значимость умения верно истолковать выразительные движения соперника трудно переоценить. По поведению соперника стараются узнать о его отношении к ситуации на доске. Это особенно важно в позициях с неясной оценкой. Исходя изданных наблюде­ния, часто выбирают план собственных действий. Поэтому шахматисты в процессе борьбы, как правило, стремятся учитывать поведение партнера. Правда, поскольку научные рекомендации отсутствуют, руководствуются личным опы­том, здравым смыслом и распространенными житейскими стереотипами.

С успехом использовали данные, полученные путем на­блюдения за противниками, Эм. Ласкер и М. Ботвинник. Свидетельства современников на этот счет подкрепляет анализ результатов их игры в связи с накоплением опыта личного общения с гроссмейстерами. И Ласкер, и Бот­винник значительно улучшали результаты в последующих встречах с гроссмейстерами по сравнению с первыми.

Более понятными в этом свете пред­стают успехи Ботвинника в матч-реванше с Талем (1961 г.). Чтобы вернее понять сильные и слабые стороны стиля игры соперника, Ботвиннику понадобился определенный срок общения с ним в первом матче.

Примечательно, что шахматисты, не обращавшие вни­мания на поведение соперников (Х.Р Капабланка, М. Чи­горин, А. Рубинштейн), в последующих партиях с теми же гроссмейстерами добивались худших результатов, нежели в первых встречах. Вероятно, их соперники сумели извлечь из первых поединков больше полезной психологической информации.

Автор этих строк провел несколько опросов по данной теме среди сильных современных шахматистов — гросс­мейстеров и мастеров из разных стран. Встречались и такие ответы: «стараюсь противника не замечать», «учитываю только положение на доске» и т. п. Но из 112 опрошенных 86 отметили целесообразность наблюдений за поведением противника. Эти данные, а также анализ литературных источников и многочисленных отдельных высказываний видных шахматистов позволяют констатировать, что в большинстве случаев экспрессивное поведение соперни­ков учитывается.

Но что же фиксируется наблюдением? Обычно утвер­ждают, что преимущественное внимание уделяется выра­жению глаз и мимике. О любопытном эпизоде на турнире претендентов на Кюрасао (1962) рассказывал Т. Петросян. Для встречи с Фишером он подготовил старинный и не пользовавшийся в 60-е годы хорошей репутацией вариант Мак-Кетчона. В начале партии Петросян перехватил недоуменный и отчасти обиженный взгляд соперника и мысленно поздравил себя с психоло­гической удачей. Взгляд Фишера выдал его стремление наказать противника. Фишер импульсивно и далеко не лучшим образом разыграл дебют и в конце концов проиграл.

Впрочем, и сам Фишер проявил себя неплохим наблю­дателем. На матчах со Спасским (Рейкьявик, 1972 и Юго­славия, 1992) его часто можно было видеть обхватившим лицо руками. Но между пальцами оставлены бойницы для глаз, которые изучают не столько позицию, сколько мимику партнера, обдумывающего ход.

Однако не всегда мимика и выражение глаз являются главными носителями информации. В зависимости от ин­дивидуальных особенностей шахматиста и специфики иг­ровой ситуации на первый план иногда выступают другие показатели экспрессии. Приведем несколько примеров.

«Я слышал, как Геллер ходит за моей спиной, и чув­ствовал, что он считает, что быстро выиграет партию», — рассказывал Корчной.

Но все же чаще настроение выдает не один, а несколько экспрессивных показателей или весь облик шахматиста в целом.  Предложение ничьей в худшей позиции с Геллером (Москва, 1971) Корчной описал так: «И тут Геллер вдруг, словно отрешившись от мира сего, замер. Сделать же оставалось еще четыре хода, флажок на его часах стал подниматься, а на лице у него и в позе — полная отрешенность... Я предложил ничью, на которую Геллер согласился без всяких колебаний, махнул рукой и согласился».

Безусловно, многое в успехе наблюдений зависит от игровой ситуации. Самые напряженные мо­менты наиболее информативны. В таких ситуациях шахматист не всегда может скрыть свои подлинные чувства. М. Таль рассказывал, что он особенно следил за поведением соперников в кризисные моменты борьбы, в цейтнотах, а также после собственного сильного хода: «Встречаясь с трудностями, противник более откровенно выражает свое душевное со­стояние».

Точность интерпретации экспрессивного поведения соперника нередко затрудняет маскировка. Маскировка — естественная защитная реакция шахматиста на стремление партнера проникнуть в мир его мыслей и чувств. Правда, иногда маскировка понимается превратно и служит при­крытием некрасивого обмана.

Видимо, поэтому ряд шахматистов негативно относится к маскировке. А. Зайцев даже сказал: «Я не делаю маски, так как тогда потеряется искренность в жизни».

Но маскировка подлинная, уважающая принцип чест­ного состязания, не имеет ничего общего с подобными трюками. Речь идет о воспитании внешней сдержанности, умения не показывать другим свои сомнения, неуверен­ность и тревогу. Такая маскировка — важное условие до­стижения успеха. Она вполне этична, поскольку шахма­ты — жесткое (в пределах правил) противоборство.

Воспитать внешнюю сдержанность, добиться эффек­тивной маскировки нелегко. Здесь многое зависит от при­родного темперамента человека. Например, холерику труднее скрыть свои чувства, чем флегматику. Так, Алехину не всегда удавалось сдерживать обуревавшие его эмоции. То же мож­но сказать о Тале, Каспарове, Иванчуке.

Но не только темперамент обусловливает успех маскировки. Решающая роль принадлежит система­тическому, сознательному контролю за своим поведени­ем, самовоспитанию. Имеется много примеров внешней сдержанности шахматистов. Непроницаемым казался Керес. Обычно невозмутимо держится Спасский. Фишер говорил, что по внешнему виду Спасского невоз­можно определить, как он оценивает положение на доске. Как правило, ни мимикой, ни жестами не выдает своего истинного состояния Карпов.

Сдержанность Кереса, Спасского, Карпова — резуль­тат целеустремленного воспитания. Например, Спасский, как мы уже отмечали, проделывал «бег по этажам», чтобы наступившей усталостью снять излишнее волнение перед ответственной партией.

Но, конечно, даже самая искусная маскировка все же не позволяет полностью избежать внешнего проявления эмо­ций. Как-то, когда разговор зашел о Кересе, Котов сказал: «Да, он непроницаем во время игры. Но не на 100%. Если ему очень не нравится позиция, то у него краснеют уши». Убедиться в наблюдательности Котова мне довелось в 29-м чемпионате СССР (Тбилиси, 1959), когда я нашел неожи­данный ответ, опровергающий комбинацию Кереса.

Наряду с маскировкой значительные трудности в вер­ной расшифровке экспрессии обусловливаются индиви­дуальными особенностями шахматистов. Так, например, по здравому смыслу и ряду научных опусов следует, что бледность обычно является выразительницей страха, тре­воги. Однако у Таля бледность, наоборот, часто свидетель­ствовала о его решительности. Для многих частая перемена позы означает возникновение беспокойства. А для Тайманова это привычное занятие, отнюдь не связанное с волнениями. Число подобных примеров нетрудно увеличить.

Поэтому, несмотря на наличие ряда примеров верной расшифровки экспрессии, в целом эта задача решается шахматистами на довольно низком уровне достоверности. Кроме того, даже правильные суждения, основанные на личном опыте, здравом смысле и интуиции оказывались чересчур общими. Обычно все сводилось к заключениям двух видов: «противнику нравится позиция» или «против­нику позиция не нравится». В связи со сказанным разра­ботка надежной, научно обоснованной методики наблю­дения за поведением шахматистов представляется весьма актуальной.

Меня давно интересовала эта проблема, и хотелось бы поделиться с читателем опытом исследований и рассказать о попытке обоснования системы интерпретации выра­зительных движений шахматистов. Разработка методики состояла из уяснения и решения ряда задач, которые и рас­смотрим последовательно.

1.    Прежде всего предстояло разобраться — какого рода информацию и о чем — можно получить, наблюдая экспрессию шахматистов? За несколько лет был собран значительный материал по рассматриваемому вопросу. В процессе исследований использовались методы естест­венного эксперимента, опроса, интервью, наблюдения и самонаблюдения.

Уже первые результаты свидетельствовали о том, что, опираясь на данные восприятия внешнего облика и по­ведения противника, невозможно получить прямые све­дения о содержании его размышлений. Предположения о замыслах соперника если и высказывались, то только на основании первоначально сформулированных выводов об эмоциональном состоянии противника. Характерно следующее суждение: «По довольному взгляду партнера я понял, что жертву пешки он расценивает как промах с моей стороны».

Подавляющее большинство полученных данных свя­зывало экспрессию с переживаниями личности. Было установлено, что экспрессивные показатели выполняют функции кода соответствующих эмоциональных состоя­ний. В процессе интерпретации этих показателей форми­ровались оценки эмоциональных состояний познаваемых лиц. Итак, по показателям экспрессии соперники судят о переживаниях партнера.

2. Далее было решено выяснить: учет каких эмоциональ­ных особенностей наиболее значим для успешного осу­ществления шахматной деятельности? Постановка этого вопроса вызвана тем, что ценность информации о другом человеке в очень большой степени обусловлена содержани­ем конкретного вида деятельности. И, следовательно, раз­личные переживания наблюдаемого будут в разных сферах деятельности неодинаково значимы для наблюдателя. Так, в научных исследованиях важно заметить у коллег прояв­ление удивления или увлеченности. В шахматах большее значение имеют другие эмоциональные состояния.

Изучение этого вопроса показало, что шахматисты, как правило, выделяют те признаки, которые указывают на со­стояние по координате уверенность — неуверенность. Дру­гие координаты (приподнятость — подавленность; возбуж­денность — спокойствие; агрессивность — уступчивость; настороженность — благодушие и др.) оказались гораздо реже учитываемыми. Поэтому в нашей работе основные усилия были направлены на определение различных степе­ней уверенности и неуверенности шахматистов.

3.  Для того чтобы продолжить исследование, необходи­мо было опираться на определившиеся позиции (имеющие бесспорную объективную оценку) и проблемные, которые не могут быть оценены однозначно.

На первом этапе исследования в качестве основного показателя мы взяли позиции с определившейся, т. е. од­нозначной, оценкой. Указанные позиции были разделены на пять видов: 1) позиции с решающим преимуществом; 2) позиции с ясным стратегическим преимуществом, кото­рое, однако, еще недостаточно для выигрыша; 3) позиции с равными шансами; 4) явно худшие позиции, которые, однако, еще можно защищать; 5) проигранные позиции. Этим видам позиций были присвоены соответствующие индексы: П1, П2, П3, П4 и П5.

4.   Было проведено наблюдение за поведением шахмати­стов в определившихся позициях. При этом мы предполо­жили, что в большинстве случаев позициям с однозначной объективной оценкой должно соответствовать вполне определенное состояние по координате уверенность — не­уверенность. Так, позициям П1 как правило, должно соот­ветствовать состояние высокой уверенности в своих силах, отсутствия тревожности. Позиции П2 обусловливают опре­деленную уверенность, оптимизм относительно дальней­шего развития игры. Тревожность незначительна.

Предполагалось далее, что в позициях П3 будет на­личествовать сочетание уверенности и неуверенности, при периодических колебаниях уровней этих состояний. А позиции П4 вызовут, в большинстве случаев, состояние определенной неуверенности в своих силах, высокой тре­вожности. Позициям П5 должно соответствовать состояние крайней неуверенности, обреченности.

Таким образом, были выделены пять видов эмоцио­нальных состояний по координате уверенность — не­уверенность, которые мы обозначили как состояния: а) высокой уверенности; б) определенной уверенности; в) колеблющейся уверенности; г) определенной неуверен­ности и д) крайней неуверенности. Указанные состояния получили индексы У1,У2, У3, У4 и У5.

5. Основываясь на гипотезе о взаимосвязи соответ­ствующих показателей П и У, мы провели длительные наблюдения за поведением Кереса, Таля, Петросяна, Смыслова, Фишера и других известных шахматистов. Мы стремились выявить индивидуальные особенности экс­прессии этих шахматистов в позициях П,, П2, П3, П4 и П5. Тем самым мы намеревались установить, в какой внеш­ней форме выражаются у них состояния У,, У2, У3, У4 и У5.

Наблюдения проводились во время участия этих шах­матистов в официальных соревнованиях. Фиксировались показатели мимики, выражения глаз, позы, положения рук, походки, особенности передвижения фигур на доске, переключения часов, записи ходов и некоторые другие.

В процессе исследований было установлено, что на­блюдаемые гроссмейстеры очень по-разному выражали сходные по переживаниям эмоциональные состояния и что изменения экспрессии при смене эмоциональных со­стояний проходило также весьма индивидуализированно. Вместе с тем выяснилось, что отдельные проявления экс­прессии выражают у каждого шахматиста определенное эмоциональное состояние, как правило, не изолированно, а в известном единстве, образуя целостную систему взаи­мосвязанных выразительных движений.

Это позволило, опираясь на результаты нескольких со­тен наблюдений, составить своеобразные «портреты», т. е. совокупность показателей экспрессии шахматистов, вы­ражающих характерные индивидуальные особенности их внешнего поведения при наличии определенного состоя­ния по координате уверенность — неуверенность.

Для примера приведем описания «портретов» высоко­уверенного (при П1 У1, уверенного (при П2 У2), колеблю­щегося (П3 У3), неуверенного (П4 У4) и крайне неуверенно­го (П5 У5) Т. Петросяна, чемпиона мира 1963—1969 годов. Указанные «портреты» также иллюстрируются фотогра­фиями.

Для высокоуверенного Петросяна было характерно неторопливое перемещение взгляда с доски на партнера и обратно. Редкая смена мимических реакций. При ходе про­тивника Петросян часто вставал из-за столика и прогуливался в размеренном темпе. А сидя за доской, он почти без изменений сохранял позу с чуть от­кинутой назад головой. Руки либо скрещены на груди, либо лежат на подлокотниках кресла.

При наличии факторов П2 У2 темп выразительных дви­жений Петросяна несколько убыстрялся. Это прежде всего проявлялось в походке (при ходе противника) и частоте пе­ремещений взгляда с доски на партнера и наоборот. Вместе с тем, прогуливаясь около шахматного столика, Петросян иногда останавливался и на миг обращал взор на демон­страционную доску. При ходьбе руки уже не скрещены, а как бы наполовину опущены перед телом. Сидя за доской, он руки держит на столике, а голову — прямо или с едва заметным наклоном вперед.

Петросян в состоянии колеблющейся уверенности хо­дил по сцене довольно быстрым шагом. Руки опущены вдоль тела. Сидя за доской, делал заметно больший наклон головой вперед и в сторону. Обычно одной рукой подпи­рал голову на высоте уха. Взгляд реже останавливался на партнере, чаще был обращен на доску. При обдумывании неторопливо менял положение ног.

При появлении состояния определенной неуверенности Петросян во время прогулок укорачивал шаги и делал еще больший наклон головой вперед. Одной или двумя руками подпирал щеки и полость рта. Резкими движениями менял положение ног.

Эмоциональное состояние крайней неуверенности за­метно проявлялось у Петросяна в походке: двигался он бы­стрыми, но очень короткими шагами. Создавалось впечат­ление передвижения «вприпрыжку». Находясь за доской, на партнера, как правило, не смотрел. Еще больше наклонял вперед голову. Казалось, что она нависала над фигурами. Одной или двумя руками обхватывал лоб и волосы. Часто менял положение ног, иногда по нескольку секунд двигал ими.

Аналогичные «портреты» были составлены и на ряд других шахматистов. Приведем еще краткое описание двух примеров экспрессивного поведения Р. Фишера (по на­блюдениям 1972 года на матче в Рейкьявике). Высокоуве­ренного Фишера отличал твердый, холодный взгляд. Когда партнер обдумывал ход, он обычно «мерял» сцену широ­кими энергичными шагами. Обдумывая позицию, он, как правило, сидел под углом к доске, чуть откинувшись назад. Руки находились на подлокотниках кресла. Без заметной спешки передвигались фигуры. У Фишера в состоянии определенной уверенности взгляд как бы «оживал» и чаще перемещался. Стремительная ходьба прерывалась отдель­ными паузами. Иногда он останавливался и замирал на 1—2 с. При обдумывании руки стискивали голову, закры­вая лицо и оставляя лишь просветы для глаз. Поза также изменялась. Фишер перемещался ближе к доске, и голова наклонялась вперед.

6.    Использованная методика и истолкование «порт­ретов» многократно проверялись. Для проверки привле­кались шахматные тренеры, гроссмейстеры и мастера, а также специалисты-психологи. Наряду с беседами и анке­тированием проводились и доступные в обстановке сорев­нования эксперименты. Например, такой, в котором до­стоверность составленных «портретов» проверялась путем прогнозирования поведения шахматистов в процессе игры.

Проведенная проверка позволила дополнить и уточнить некоторые идеи и выводы автора, а также позволила оце­нить предложенную методику как корректную.

7.   Однако мы понимали, что изучение данной темы не могло считаться достаточным, поскольку вне рассмотрения оставались особенности экспрессивного поведения в пози­циях, не имеющих определенной оценки, т. е. в проблем­ных позициях. Именно в этих позициях наиболее рельефно проявляются индивидуальные особенности стиля игры и характера шахматистов. Поэтому получение достоверной информации о том, какое содержание выражают экспрес­сивные показатели в проблемных позициях, очень важно в практических целях. Наличие подобных сведений позво­ляет лучше понять состояние противника, его отношение к создавшейся позиции и облегчает прогнозирование его действий. Потому на втором этапе исследования экспрес­сия изучалась при возникновении проблемных позиций.

Мы предположили, что, опираясь на знание особен­ностей экспрессивного поведения шахматистов в опре­делившихся позициях, можно выявить соответствующие эмоциональные состояния этих гроссмейстеров и в про­блемных ситуациях. Мы предполагали, например, что скрещенные на груди руки и размеренная походка при разыгрывании объективно обоюдоострой позиции у Пет­росяна будут свидетельствовать о его высокой уверенности, основанной на индивидуальных особенностях его стиля игры. т. е. эмоциональное состояние будет выражать его субъективное отношение к данной проблемной позиции.

Таким образом, мы сделали попытку распространить выводы, относящиеся к экспрессивному поведению в опре­делившихся позициях, на диагностику отношения шахма­тистов к ситуациям на доске в условиях неопределенности. Иными словами, был произведен разворот на 180°: раньше, исходя из объективной оценки позиции на доске, мы опре­деляли эмоциональное состояние шахматиста, теперь же по внешним показателям его состояния стремились уста­новить, как он субъективно оценивает игровую ситуацию.

Подобный подход представлялся весьма заманчивым, поскольку позволял заглянуть в мир индивидуальных при­страстий и оценок шахматиста. Кроме того, открывалась перспектива использования единой методики для интер­претации экспрессивного поведения шахматистов в ситуа­циях разного содержания.

8. Указанная гипотеза была проверена на значительном экспериментальном материале. Уже первые результаты оказались очень интересными. Почти в 70% случаев про­гнозы совпали. При несовпадении прогнозов имели место как умелая маскировка шахматистов, так и помехи при наблюдении.

При обсуждении предложенной методики указывали на ее сравнительную трудоемкость, поскольку составление «портретов» требует длительных наблюдений. Это действи­тельно так. Но зато полученные данные можно использо­вать очень долго — ведь совокупность «портретов» — это стиль внешнего поведения шахматиста, который очень мало изменяется в процессе жизни.

В этой интересней­шей области шахматной психологии сделаны лишь первые шаги. Побудить шахматистов и ученых к продолжению исследований — цель настоящей работы.
©Крогиус