Зависть и подозрительность в шахматах

Эти чувства нередко сопровождают поступки шахмати­ста в различных игровых ситуациях. Они в значительной мере выражают степень развития эгоцентризма у данного субъекта, а также свидетельствуют о «зашкаливании» са­мооценки.
Говоря о шахматах, американский психоаналитик Э. Джонс указывал: «Игра полна враждебных импульсов». В подобной обстановке указанные чувства часто приоб­ретают характер мощной движущей силы, определяющей поведение шахматиста и состояние его «я».
О подозрительности М. Ботвинника ходили легенды. Наверное, один из наиболее красочных эпизодов произо­шел во время 23-й партии его матча с Д. Бронштейном (Москва, 1951).


Судя по биографическим источникам, заметной по­дозрительностью отличались В. Стейниц, А. Нимцович, О. Бернштейн, Г. Левенфиш.
Но все рекорды недоверия перекрыл В. Корчной. Креп­ко поссорившись с Т. Петросяном во время матча в Одессе, в 1973 году, он впоследствии обвинял того в различных коз­нях и даже в попытке отравления (?!).



Вот что он опубликовал в журнале «64 — шахматное обозрение»: «Апрель 1976 года. В Тбилиси проводится ко­мандное первенство СССР (спортивных обществ). Я воз­главляю команду общества «Труд». У нас есть запасной мастер А.Н. Чудиновских. Попросил его приносить мне чай — каждый день через два с половиной часа после на­чала игры. Лет 10 тому назад он рассказал мне следующую историю.
Однажды во время тура Чудиновских, как обычно, при­шел в буфет за чаем. В комнате находился Т. Петросян с группой своих болельщиков. Буфетчик узнал вошедшего и сказал Петросяну несколько слов по-грузински. Завяза­лась оживленная беседа на иностранном языке, как раз в котором экс-чемпион мира был большой дока. Наконец, буфетчик наполнил термос и под гогот присутствующих Чудиновских удалился.
В коридоре он повстречал девочек команды «Труд». Помнится, это были Саунина и Алехина. «Ты несешь чай? А мы как раз хотим пить. Корчному? Ну, ничего, он подо­ждет». Забрали чай и ушли. А Чудиновских вскоре пошел обратно в буфет.
А девочки... Они не смогли в этот день нормально доиг­рать свои партии — у них животы схватило».
Дальше — больше. В. Корчной говорил, что в Багио (матч с А. Карповым в 1978 году) за ним следило 18 офице­ров КГБ. Еще он поведал о том, что якобы М. Таль позднее сказал ему: «Если бы вы выиграли матч, то вас бы уничто­жили физически. Для этого уже все было подготовлено». Судя по контексту, В. Корчной счел эту информацию до­стоверной.
В публикациях и выступлениях В. Корчного легко об­наружить множество похожих заявлений, позволяющих усомниться в адекватном восприятии им реального мира.
Болезненной подозрительностью страдал и Р. Фишер. На первом этапе своей шахматной карьеры (до 1972 года) источником опасности он считал КГБ.
После завоевания титула чемпиона мира главными вра­гами стали еврейские богачи и журналисты, а также амери­канские спецслужбы. В результате Р. Фишер сам испортил свою жизнь и был вынужден скрываться от преследования властей США.
Известен афоризм: «Зависть — движущая сила развития человеческого общества». К счастью, это не так или почти не так.
Однако шутки шутками, но надо признать, что зависть получила широкое распространение в среде шахмат. Пожа­луй, более широкое, чем во многих других видах деятель­ности.
Причина — состязательная сущность шахмат. Поэтому чаще всего завидуют более удачливому, опередившему тебя в турнире, получившему лучший приз, добившемуся повы­шения рейтинга и т. д. Сравнение себя с другим — очень тонкая струна человеческого «я», малейшие колебания которой вызывают острую и целостную реакцию личности.
История шахмат содержит множество примеров зави­сти. Не счесть числа им и сегодня — от кулуарных сплетен до склочных публикаций и доносов.
Часто зависть проявляется в виде критики, обычно не­обоснованной, или в огульных нападках.
В конце XIX века покой маститого немецкого чемпиона Зигберта Тарраша нарушил 26-летний Эмануил Ласкер, завоевавший титул чемпиона мира после матча с Виль­гельмом Стейницем. 3. Тарраш полагал, что наследником В. Стейница должен был стать именно он, победитель че­тырех крупных турниров, а не малоизвестный в «высшем шахматном обществе» Эм. Ласкер.
3. Тарраш опубликовал несколько статей, в которых писал: «В матче на мировое первенство не Ласкер выиграл, а Стейниц проиграл», «Партии Эм. Ласкера не отличаются глубиной», «Когда читаешь отчеты репортеров, то Ласкер кажется гигантом, но когда разыгрываешь на доске его партии, то сплошь и рядом видишь ошибки и азартную игру в расчете на удач  у».
После Гастингского турнира 1895 года 3. Тарраш ядови­то заметил: «Третий призер Ласкер в первый раз доказал, что он очень сильный игрок. Все его предыдущие успехи были раздуты рекламой выше всякой меры».
Последующие выступления Эм. Ласкера показали не­состоятельность высказываний 3. Тарраша, но ревнивое чувство последний сохранил на долгие годы.
Тот же 3. Тарраш считал бестактным присуждение первого приза за красоту игры Х.Р. Капабланке (в партии против О. Бернштейна, турнир в Петербурге, 1914), а не его комбинации в партии с А. Нимцовичем. 3. Тарраш пи­сал: «Это... решение основано на том, что председателем комиссии был А. Берн, сухой, трезвый англичанин, лишен­ный художественного вкуса и ценящий красоту партии по толщине пожертвованной в ней фигуры».
Заметим, что в данном случае 3. Тарраш был красноре­чив, но не прав. Его комбинация с жертвой двух слонов не была оригинальной. Она повторила комбинацию, встре­тившуюся в партии Эм. Ласкер — Бауэр (Амстердам, 1889).
Конечно, кроме 3. Тарраша в ту эпоху и чуть позднее было немало шахматистов, говоривших и писавших в жан­ре зависти. Назовем С. Алапина, О. Бернштейна, А. Ним- цовича.
Приведем еще несколько примеров неоправданной зависти. Так, в 50-е и 60-е годы завидовали М. Талю, пока­зывавшему победоносную и оригинальную игру. Говорили: «Ему везет», «Он гипнотизирует противников».
Потом завидовали Б. Спасскому, получившему крупные призы в Санта-Монике (1966) и Рейкьявике (1972). Э. Гу- фельду ставили в вину частые выезды за рубеж, А. Суэти- ну — интенсивную литературную деятельность.
А. Котову завидовали за успехи на разных поприщах: он получил орден Ленина за конструкцию минометов и добился выдающихся шахматных достижений. Шептали: «... что-то тут не так, без блата не обошлось». А Котов продолжал удивлять своими талантами. В зрелые годы он проявил себя и как интересный литератор.
Многие скептически относились к научной деятельно­сти М. Ботвинника, говоря, что научные звания он полу­чил за шахматные заслуги.
Нечто похожее приходилось слышать и мне. Мол: «Как можно быть гроссмейстером и настоящим доктором наук?»
Зависть живет не только слухами, сплетнями и выпада­ми в прессе. Иногда завистники используют доносы, пре­дательство, измену.
В 1891 году М. Чигорин готовился к матчу с В. Стейни- цем, объявленным на январь 1892 г. Вместе с С. Алапиным и рядом других шахматистов Михаил Иванович анализи­ровал в Петербургском шахматном собрании новый метод игры в гамбите Эванса.
С. Алапин, недолюбливавший своего знаменитого со­отечественника и постоянно ему завидовавший, не замед­лил отправить письмо В. Стейницу с описанием проведен­ных анализов.
Письмо, полученное В. Стейницем перед началом мат­ча на первенство мира, естественно, вызвало возмущение М. Чигорина. Но оно, увы, и травмировало его во время самого ответственного в жизни состязания.
В 1983 году на матч Смыслов — Хюбнер в качестве од­ного из помощников советского экс-чемпиона мира дол­жен был выехать в Германию Б. Постовский.
Однако за пять дней до выезда в Спорткомитет СССР поступило письмо мастера Я. Эстрина, в котором Б. По­стовский обвинялся в серьезных финансовых злоупотреб­лениях.
Письмо вызвало необходимость тщательной проверки. Она была проведена и установила, что никаких нарушений не было.
Но «поезд уже ушел» — матч в Германии приближался к финишу, и Б. Постовский остался в Москве. А его обвини­тель ходил довольный. Никаких неприятностей за ложный донос он не имел. «Извините, ошибся» — вот и весь сказ.
Во время работы начальником Управления шахмат Госкомспорта СССР мне довелось познакомиться с мно­жеством наветов, продиктованных завистью. Особой активностью отличался некто К., завидовавший одному из моих сотрудников и систематически сообщавший мне компромат на этого человека.
Однажды я не выдержал и, выслушав очередной донос, пригласил в кабинет этого сотрудника. Когда тот вошел, я предложил К. повторить все то, о чем он мне поведал наедине.
К. покраснел и как ошпаренный выскочил из кабинета. Больше своими откровениями не донимал, но я приобрел еще одного врага.
Но, конечно, не все мрачно в мире шахмат. Вопреки зависти, доносам и подставкам, игра приносит ни с чем не­сопоставимую радость самостоятельного творчества.

©Крогиус